7. пиздопроза
Это случилось в грязелечебнице, когда я был большим. Я ходил туда в бассейн, чтоб испытать своё новое изобретение. Так как я не умел плавать, я решил себе помочь. Я взял огромный дедушкин подгузник, навалил в него говна и плюхнулся в воду.
Как известно, чтоб запатентовать изобретение, ему нужна масса испытаний. Вот я и искал баланс говна, чтоб не тонуть благодаря ему, поэтому ходил в бассейн каждый день. Иногда чаще.
В ходе испытаний и поиска баланса мне, безусловно, очень сильно помогали реплики аптекаря-специалиста Кошкина. Если я понимал, что тону сам, а говно даже не участвует, я вылезал из воды и говорил: «Мало». Если же я шёл ко дну из-за огромной кучи говна в подгузнике, я вылезал из воды и говорил: «Много, много…»
Сегодня было не просто «много», а пиздец как до хуя, и я чуть не утонул. Меня вытащил из воды инструктор, откачал и привёл в чувство. Я помылся и пошёл оклёмываться и сохнуть в холл помещения.
В холле сидели, в основном, мокрощелки, тётки и бабки. Кто-то отдыхал после процедур, чтоб свалить домой, а кто-то ждал свою очередь, чтоб идти на следующие.
На стене был закреплён телевизор, который никто не смотрел, потому что почти все окружающие меня дамы были заняты чтением, чему я был приятно удивлён. Лишь некоторые мирно пиздели друг с другом или вязали.
— Ну, — довольно закручивал я ус на своём ебаче. — А говорят, что у нас в стране никто не читает. Вот ведь, все читают!
Так как у меня с собой кроме своих расчётов, таблицы Барададиса и технической документации подгузника больше ничего почитать не было, я решил воткнуть в телик. Там была какая-то передача про мотоциклы.
Ха-ха. Я сразу же вспомнил своё детство. У меня был друг, который любил попиздеть про мотоциклы. Не знаю почему, но собеседником для этой темы он выбрал именно меня. А я совершенно не ебал ни в мотоциклах, ни в машинах, ни в ракетах, ни в снегоходах. Но от батька знал, что у него был хуй знает в какие бородатые годы, когда меня ещё даже в проекте не было, мотак «Минск», который все называли «Макака». Ещё я когда-то видел в одном магазе запчастей, куда заходил с батьком, как там продавался огромный в сравнении со мной моцик «Днепр». Всё.
И этот чувак звонил мне постоянно после школы и говорил: «Чё делаешь? А я тебе звоню попиздеть про моцики». От него я узнал, что есть Иж, Юпитер и Планета, но один это мотоцикл или три — хуй проссышь. Но я его внимательно слушал, а он рассказывал про скорости мотоциклов, технические данные, стоимость и прочую хуйню.
И в этих разговорах я всегда говорил одно и то же, при этом стараясь делать вид, что понимаю в мотаках ещё больше, чем мой друг. Я говорил: «Да, кстати, а у моего батька в былые волосатые годы был мопед „Макака". Ну знаешь, так называли моцики фирмы „Минск"». И он сразу же будто снова заводился и перебивал меня: «Да, да! Конечно, знаю!» А потом разговор доходил до темы «Кто какой себе хочет мотоцикл», и я всегда говорил: «А я бы хотел себе „Днепр". Ничего такой, вроде неплохой».
И так, блядь, каждый день. Я говорил два предложения: у моего батька когда-то была ссаная «Макака», а сам бы я себе хотел, блядь, «Днепр». Но выглядел я просто пиздецким знатоком мотоциклов, произнося эти слова, потому что самое главное — интонация. Ещё бы чуть-чуть, и я бы поверил в то, что это я изобрёл мотоцикл.
Волна воспоминаний меня накрыла с головой, и я, переигрывая эту хуйню в голове, чуть не засмеялся вслух. Затем посмотрел по сторонам — без изменений. Весь женский пол молча читал, периодически переворачивая страницы.
Мне стало любопытно, что же они так увлечённо читают, и я стал аккуратно заглядывать в книги, выискивая их названия и имена авторов. И вот тут я очень прихуел, потому что все тётки читали сплошную пиздопрозу: Донцова, Дашкова, Робски, Хуёбски.
— Хм, — я снова стал накручивать ус на ебле, чтоб быть похожим на мисс Марпл и не выделяться из читающей женской массы.
Тут одна тётка, втыкавшая в Донцову, отложила книгу и отошла куда-то. А той, что сидела возле неё и читала Дашкову, позвонили. Она тоже отложила книгу в сторону, ответила на звонок и начала тихо разговаривать, чтоб не мешать остальным.
Не теряя времени, я решил провести небольшой эксперимент. Я аккуратно подошёл, быстро поменял книги местами и сел на своё место в ожидании результата опыта. Та, что говорила по телефону, закончила бакланить и снова взяла книгу, автор которой была уже не Татьяна Викторовна, а Агриппина Аркадьевна. Вернулась первая тётка и тоже продолжила чтение, но уже книги своей соседки.
Прошла минута, другая, четвёртая. Никто не заметил подвох. Я сначала подумал, что сам где-то наебался, заглянул в книги — нет, всё правильно. Там, где была Донцова, стала Дашкова и наоборот.
— Какого хуя тут происходит? — вопросил я про себя. — Неужели это так незаметно?
Я помотал головой по сторонам и увидел двух рядом сидящих тёток. Одна читала Юлию Высоцкую, вторая — Людмилу Улицкую. Я решил повторить эксперимент и незаметно, пока они читали свои книги, поменял их местами и стал ждать реакции. А её опять не последовало.
— Да вы что, меня разводите, что ли? — удивился я снова.
Я посмотрел, кто что читает: Вера Полозкова, Алиса Ганиева, Мария Чепурина, Александра Маринина. Не раздумывая, я быстро поменял всем бабам книги и стал ждать, пока хоть кто-нибудь из них скажет: «Но меня не наебёшь, хуй на ландыш не похож». Но эта партия женского рода, так же, как и предыдущая, не заметила ничего необычного. Все молча продолжали читать, аккуратно перелистывая страницы.
— Ни хуя себе! — возмутился я ещё больше.
Я побегал вокруг читающих женщин и увидел книги Дмитрия Глуховского и Сергея Минаева.
— Бывает же такое, — умилился я увиденному, — насколько органично эти говнописцы вписались в пиздопрозу. А так ведь сходу и не скажешь, что мужики писали. Ха!
Я поменял местами и их. И снова хуй.
— Как же так? — я стал терять терпение.
Я бегал как диверсант и менял пиздокниги местами, но никто не замечал ничего странного и вообще ничего не замечал. Как читали, так и читают.
Я провёл последний эксперимент и поменял местами «Русскую Красавицу» Виктора Ерофеева со «Священной книгой оборотня» Виктора Пелевина. Опять пизда!
Я взял теодолит и определил площадь полигона. Затем взял нивелир и построил профиль трассы, но мне, блядь, всё равно было не понятно — что это за хуйня?
То есть получается, либо читателей не волнует, что был иронический детектив, стала комедия, либо книги написаны так, что одно от другого не отличается. Либо, что страшнее всего, — всё вместе, и читатели не видят разницы, потому что всё это — пиздопроза!
Камера наехала на моё ужаснувшееся ебло, и я, блядь, уверен на все сто процентов, что своей мимикой передал весь ужас происходящего каждому, на хуй, зрителю. Жалко, что их ни хуя не было, а камеру тестил какой-то старый дед, который не снял крышку с объектива и не нажал на запись. И вообще это был не дед, а мелкий пиздюк, который играл в режиссёра и бегал с игрушечной машинкой, крича «Я — полицейские ворота!!!!»
Всё это меня жутко выбесило, и я в считанные секунды сошёл с ума и вышел из себя.
— Эй, народ! — я стал кричать и привлекать к себе внимание. — Кто-нибудь мне может объяснить, что здесь происходит? Вы вообще хоть възжаете в то, что читаете, а? Это же пиздец!
Я выхватил из чьих-то рук первую попавшуюся книгу, ею оказался роман Дарьи Донцовой.
— Вы же ни хуя не въезжаете! — кричал я, раскрывая книгу. — Что это такое? — я прочитал какое-то предложение, на которое упал мой бешеный взгляд, и потерял сознание.
Спустя какое-то время я очнулся, выхватил из следующих рук книгу Дашковой и опять заорал:
— А это что такое, а? — снова прочитал одно предложение и опять потерял сознание.
Так я очухивался, выхватывал очередную книгу, читал предложение и падал замертво. Кончилось всё на книге Оксаны Робски. Лишь слегка прикоснувшись к ней, я вообще впал в кому и больше в сознание не приходил.
Я ехал на мотоцикле по радуге, разбивая розовые облака. Я радовался жизни и был в николай от счастья. У меня всё было охуенно и пиздато. За мной бежали дети и кричали мне вслед: «Эй, байкер, прокати нас!» А я вежливо их поправлял и отвечал: «Я не байкер, я — моторокер!» Затем я сажал их на свой Иж-Днепр-Макака-Пять и катал по радуге, рассказывая историю про то, что у мужа моей сестры фамилия Мотак, а это означает, что Спидди Гонщиками не становятся…
Я очнулся в больничной палате. Ко мне подошёл врач и спросил:
— Вы помните, как вас зовут?
— Что за вопросы? — возмутился я. — Конечно, помню! Меня зовут Мотоцикл Серёжа!
После этого меня навсегда поместили в психоневрологический интернат, где каждый мой день начинался с одного и того же. Ко мне заходил доктор, здоровался и спрашивал, как меня зовут, а я всегда отвечал одинаково:
— Здравствуйте, доктор врач! Меня зовут Мотоцикл Серёжа, но вы можете называть меня Моцик Серёжа. Хотя друзья и близкие зовут меня Дырчик Серёжа или Жужик Серёжа…
А всё потому, что пиздопроза — это как снимать бразильский сериал с индийскими актёрами, сценарий к которому написан авторами канала ТНТ, и всё это обильно обрызгано приторными духами, сука!