ВЕРШИНА УГЛА (повесть)

— Допустим, я изобрёл мир. Следовательно, я изобрёл зло, насилие и беспредел. Следовательно, я — самая ублюдочная мразь в мире, который изобретён мной! Убейте меня! Я осознаю свою вину. Что? Конечно! Если я умру, то со мной умрёт солнце. Я — неприкасаемая фигура! Ага. На этом полемика обычно и заканчивается. Это я к тому, что не стоит брать на себя слишком много и кричать, что ты — центр Вселенной! Понял, урод?

— Да пошёл ты на хуй! ………….Ааааааа(крик в пять октав)Аааааааа………….

— Давай, давай, продолжай хамить и ругаться, а я тебе опять палец отрежу. Не забывай, у тебя же их ещё где-то… раз, два, три… семь.

Центр Вселенной

будем строить дискотеку

Когда мне было одиннадцать лет, я был на юге в детском лагере за границей. Утреннюю зарядку там вёл дядя КМС, хотя никому он был никакой не дядя. В смысле — дядя, конечно, но не дядя. Он играл с нами в настольный теннис, волейбол, футбол, кого-то учил плавать.

Однажды мы сидели с ним в столовой, говорили о футболе и смотрели, как по стене ползёт жук. А может, это был таракан. Таражук лез вверх, передвигался быстро, и вот он уже перебрался на потолок. Тут дядя КМС сам себя прервал на полуслове и спросил:

— Знаешь, Автор, почему все насекомые могут сидеть на потолке?

— Нет, — мотнул я головой.

— Потому что у них мозгов нет! — выдал дядя КМС.

Вполне допускаю, что он шутил, только я был маленьким, чтобы понять его иронию. А может, он и правда так думал. А может, это так и есть.

Я сидел в дурке и ждал Гасту, чтобы пойти вместе с ним на подработку. Я ждал его на кухне, где было много тараканов, поэтому вспомнил дядю КМС из детского лагеря. Тараканы мне были противны, как и все насекомые, я их ненавидел всю свою жизнь, сколько себя помню, потому что боялся. Они кипишевали туда-сюда и были везде, поэтому не смотреть на них было невозможно. Скорее наоборот — нужно глядеть в оба, чтобы кто-нибудь из них случайно не залез тебе на голову или ещё куда. Эту кухню мы с Гастой называли «Матрёнин двор».

Дурка — это общежитие жёлтого цвета, здесь живут люди, так или иначе связанные с профессией врача, поэтому её так и прозвали. А Гаста — кентуха, ему двадцать шесть лет, он здесь живёт с мамой. Меня зовут Автор, как вы, наверное, уже догадались, мне двадцать два года, я тоже живу с родочками, совсем неподалёку от дурки — в девятиэтажном доме.

— Чё ты втыкаешь? — во «двор» вышел Гаста.

— Тебя жду, — сказал я, продолжая смотреть на тараканов. — Смотри, они даже на потолке.

— Кто?

— Тараканы.

— Да и в рот их чехлить! — отмахнулся Гаста.

— Не представляю, как можно с ними жить?

— Ты задолбал. Мы же живём как-то, так и можно. Травим потихоньку.

— А знаешь, почему насекомые могут сидеть на потолке?

— Почему?

— Потому что у них нет мозгов.

— Хе-хе. Ну ты чемодан! Пошли давай.

— Это я, хе-хе-хе, — сказал я дебильным голосом.

— Хе-хе-хе, это тоже я, — таким же голосом добавил Гаста.

Так же, как и многие люди, мы любили прятаться от серых будней и невыносимой реальности в ночных клубах. Вот только ходить по клубам каждые выхи было для нас проблемой, потому что мы оба мало зарабатывали. А не ходить мы не могли — обыденность грубо и с огромной скоростью выедала остатки интеллекта. Разгрузка была нужна, а иногда всё было настолько плохо, что нужно было восемь разгрузок, чтобы хотя бы затылком вылезти из депрессии.

Был найден выход — писать для какой-нибудь газеты репортажи о вечеринках, которые проходили там или сям.

Гаста очень долгое время увлекался фотографией, а раз так, то всю писюнину возложили на меня, потому что я был более коммуникабелен, писал без ошибок и имел привычку философствовать. Только мы не учли, что в каждом клубе есть свои штатные журналисты, которые пишут для сайта клуба, а в каждой газете — желающие освещать разные события.

Нас спас один хороший знакомый Гасты — Ксюхан (о нём я расскажу чуть позже), который метался охранником по разным дискобарам и клубам — то здесь, то там. Вот мы и ходили благодаря ему по тем местам, куда он устраивался на работу.

А репортаж для газеты с фотографией — это замануха для тёлок, чтобы познакомиться. Я мог легко взять интервью, Гаста — фотографировал. А пока я брал интервью, мы оба думали — нормальная она или нет и кому она больше подойдёт.

В общем, если девушка более-менее отдупляет, имеет смысл взять у неё телефончик, а если нет, я задавал несколько вопросов, Гаста делал тухлый снимок, и мы отваливали. Но мы не часто так знакомились, только если кто-то из нас очень сильно западал на девочку. Поэтому наш движ и назывался подработкой…

Честно признаться, вообще ни разу так не знакомились. Это просто мы вместе придумали, что, если будет возможность, будем действовать так, и, вполне возможно, у меня хватит смелости и ума взять интервью у девушки.

У меня в рюкзаке был всегда блокнот с ручкой, Гаста же никуда не ходил без фотоаппарата. Совсем другое дело — насколько часто мы ими пользовались. Не знаю, как Гаста, хотя он регулярно что-то снимал, я вообще только один раз достал ручку, когда получал загранпаспорт. Там была одна, которая не писала, паспортистка уже стала вертеть головой в сторону других столов, чтоб взять ручку оттуда, тогда я вовремя вспомнил, что у меня с собой есть своя. Я достал её со словами «я мужик запасливый», после чего улыбнулся, но девушка, которая выдавала мне паспорт, только уныло на меня посмотрела и ничего не ответила. Тогда я решил, что это плохая шутка, и положил её в угол к остальным несмешным шуткам, хотя в глубине души всё же хотел верить, что шутка нормальная и произнесена она была к месту, просто выдавальщица паспортов либо дура, либо устала и дура.

Кстати, загранпаспортом я пользовался ещё реже, чем ручкой — не пользовался.

— Фотик взял? — спросил я Гасту, хотя прекрасно знал ответ на свой вопрос.

— Взял, — спокойно ответил он.

Мы подошли к лифту. Подъезд у Гасты был очень грязный и страшный, все стены были исписаны различными фразами, названиями музыкальных групп, экстремистских группировок, религий, уличных банд, прозвищами, матерными словами, свастиками, обзывательствами, признаниями в любви и довольно глубокими по смыслу правдами жизни.

Я не часто изучал эти стены, только если ждал лифт или, когда он был сломан, приходилось подниматься/спускаться по лестнице (при наличии света, с которым проблемы были чаще, чем с лифтом) либо когда выходил с Гастой покурить за компанию.

Когда я на них смотрел, мне казалось, что было одно поколение, оно разрисовало все этажи, потом оно выросло, ему на смену пришло другое, оно тоже размалевало все этажи и выросло, ему на смену пришло уже третье, и далее по кругу. И так каждый возраст марал стены, как бы продолжая эстафету, и создавалось ощущение, что они просто наносили надписи поверх других.

Видимо, точно так же рассуждали люди, отвечающие за ремонт здания, поэтому не хотели тратить средства и время на покраску подъезда. Было очевидно, что смысла в этом нет.

Одну фразу я заметил давно и любил на неё смотреть, пока ждал лифт. Я вставал всегда на место, откуда её было лучше видно, искал глазами и любовался на это произведение искусства. На тёмно-зелёной стене в мультяшном облаке чёрным маркером было написано: «CD на жопе ровно и не DVD меня».

Лифт долго не получалось вызвать, было слышно, как он закрывался и открывался где-то ниже на несколько этажей под чьи-то голоса, шум и движения.

— Чё, сломался, что ли, снова или там балуются какие-то утырки? — раздражённо сказал Гаста и сильно пнул ногой по дверям лифта. — Хорош баловаться, суки! — добавил он громко.

— Я, пока к тебе шёл, видел внизу скорую, — вдруг вспомнил я. — Может, они кого-то выносят?

— Ага, своих коллег — репетируют. Тут же сплошь и рядом живут врачи, сюда не вызывают скорую, здесь все всех знают и окажут любую помощь. Ладно, хрен с ними, пошли пешком.

Пока мы спускались с восьмого этажа, лифт уже не закрывался и не открывался, он уехал вниз, и вся возня перекочевала на первый этаж.

— Привет, Марчела! — поздоровался с соседкой Гаста, когда мы спустились на первый этаж. — Что тут за похороны, почему мне не сказали нести трубу?

— Привет, Гаста! Масёла уносят.

— Куда?

— В реанимацию, наверное.

— А что с ним?

— Не поверишь, бахнулся в член и потерял много крови, вроде я правильно запомнила.

— В член бахнулся? — переспросил Гаста. — Может, в пах?

— Не знаю, наверное, в пах куда-то, — ответила Марчела, равнодушно пожав плечами.

— Виртуоз, — сказал Гаста и добавил: — Масёл — он и есть Масёл. А кто скорую вызвал?

— Гена, наверное.

— Какой заботливый друг. Ну давай, Марчела, мы пошли строить дискотеку и девок цеплять.

— С ним, что ли? — Марчела кивнула на меня. — Привет, Автор! Чего спрятался?

— Она меня видит? — спросил я у Гасты.

— Скорее — чувствует, — ответил тот.

— А почему я не должна тебя видеть? — не поняла Марчела.

— А я в шапке-невидимке, — сказал я на полном серьёзе.

— Аааа, — понимающе протянула Марчела, — так, может, это, скорую тормознуть? Чтоб взяли ещё одного пассажира. Всё равно по пути, в общем-то.

— Дура, — сказал я и направился к выходу.

Марчела — моя бывшая девушка, мы были вместе четыре месяца, а разошлись по её инициативе полгода назад, сейчас мне уже полегче, но я всё равно не могу и не хочу её видеть, потому что она нашла себе менязаменитель, а я себе еёзаменитель — нет и вряд ли вообще найду. Я даже до сих пор дрочу на неё, вспоминая практически все наши постельные сцены и лучшие моменты — так сильно она мне нравилась. Да и сейчас ещё нравится.

— Надо будет потом зайти к Гене и узнать, что там с Масёлом случилось, — сказал Гаста, когда мы вышли на улицу.

— Ага, — ответил я еле слышно, кивнув головой.

Настроение у меня было испорчено. Я чётко видел перед глазами картину, как Марчела уже идёт к себе в комнату после нашего ухода и сейчас сразу же сядет на член своего нового молчела, будет на нём скакать до утра и предаваться разврату все выходные.

— Братушка, ну что ты снова взгрустнул? Забей ты на неё, сейчас мы кучу новых тёлок нацепляем. Ксюхан сказал, сегодня в «Мародёре» празднуют День студента, мокрощелкам — вход бесплатный, только представь, сколько их там набежит. И все — для нас! — сказав это, он хохотнул.

— Ну, скорее — пробежит… мимо нас. Вот это я могу представить: огромную толпу мокрощелок, и все они бегут мимо нас, бегут к большому папе на блатной иномарочке, а он их манит лопатой, как собаку колбасой, которая вот-вот треснет по швам и оттуда начнут сыпаться филы…

— Колбаса лопнет? — прервал мою горькую фантазию Гаста.

— Собака, — буркнул я.

— Не грузись, братанчик. Всё будет в ёлочку.

— В веточку…

— В шишечку.

— В дедушку!

— В петечку!

— Хе-хе-хе.

— Гав-гав, — кто-то залаял сзади, — гав-гав-гав.

— И кстати, о собаках, — подытожил Гаста и, немного погодя, добавил: — Охуеваках.

Я обернулся, к нам бежала Чокнутая Псина, гавкая на весь двор, скаля свою пасть.

В нашем районе жила самая дебильная собака-охуевака на свете; мы не знали, кто её хозяин, на ней был ошейник, но она всегда гуляла одна. Она терроризировала всех прохожих, облаивала машины, кидалась на всё подряд, хотя вид у неё был далеко не грозный. Мы её называли Чокнутая Псина. Она была среднего размера, чёрно-серо-белого окраса, такая пиздопротивная мандавошка. Могла лаять и щёлкать пастью до бесконечности. Самый верный способ от неё отделаться — не замечать её потуги быть замеченной, поэтому мы всякий раз, когда она до нас доёбывалась, старались хоть медленно, но всё же идти вперёд. В этот раз она была чересчур зла.

— Мать твою! Гаста, возьми меня на руки, — я стал искать взглядом палку или любой другой предмет, которым можно было отмахнуться.

— Да успокойся ты, не укусит. Аааа, сука!

Чокнутая Псина схватила Гасту за пятку, он размахнулся ногой, чтобы её ударить, она отскочила на метр и продолжила гавкать. Заметив моё движение в сторону, она переметнулась на меня и стала хватать за штанину. Когда я попытался её ударить, она увернулась, а затем снова стала клацать клыками, пытаясь ухватить меня за что-нибудь. Не исключено, что за член.

— Ну что ты тупишь, пни её сапогой! — вопил Гаста, стараясь перекричать её бешеный лай.

— Да я не могу в неё попасть, она прыгает с места на место!

Чокнутая Псина гавкала изо всех сил, создавая шумовой фон на весь двор, то ли радуясь, что нашла себе жертв, то ли злясь, что мы ей отвечаем «взаимностью».

— Да заебала ты меня! — заорал Гаста и со всего размаха ударил её ногой.

Собака не до конца успела увернуться, поэтому удар ей пришёлся в хвост, она стала рычать и скалить клыки ещё сильнее, но отступила.

— Валим, — я схватил Гасту за руку и потащил в сторону.

Псина ещё несколько раз гавкнула, стоя на месте, затем улеглась на дорогу, уткнулась в свою жопу, почесалась, фыркнула, поднялась и, гавкая, побежала в другую сторону.

— Я её когда-нибудь пристрелю, — зло произнёс Гаста.

— Базаришь, помогу, — добавил я и хотел поделиться только что появившимися мыслями о том, что собака-охуевака, возможно, пыталась цапнуть меня за хер, то есть можно предположить, что это была гомобака, и, может, даже есть такой специальный подвид, который где-то выводят и дрессируют…

Обернувшись на неё, мой взгляд перешёл на дурку, я снова вспомнил Марчелу и перехотел рассказывать Гасте про возможную дрессировку чокнутых гей-псин-охуевак в секретных спецслужбах.

Мы шли в сторону остановки. Я продолжал ворчать:

— Да что толку, если там будут одни мокрощелки? Они всё равно ведутся на старых пузанов с огромной сумкой денег. А я сам выгляжу как мокрощельник да ещё одет как задрот, кто на меня поведётся?

— Хе-хе, мокрощельник. Да нормально ты одет, всё будет нормас, чё ты паникуешь?

Клуб, куда мы направлялись, назывался «More of Dur». Не знаю, что хотел сказать этим названием владелец заведения, но, так или иначе, контингент там собирался как на подбор — золотая молодёжь, а попросту — гламурные пиздадельные объебосы, по-другому их никак не назовёшь. Мы же с Гастой называли этот клуб на свой манер — «Мародёр».

Однажды я неправильно прочитал его название, и получилось — «мародёр». Гаста посмеялся, а я отмазался тем, что учил в школе немецкий. Тогда Гаста промолчал, решив никак не комментировать моё знание иностранного языка. Подозреваю, он вообще никакого иностранного языка не знал, да и в школе учился с весьма вольным пониманием слова «учился».

В клубе среди постоянных клиентов всегда были девочки с классными фигурами, ярко одетые, очень красивые, недоступные для меня и Гасты. Они приходили сюда потанцевать и потусить, а увозили их домой дяди на таких блатных тачках, что я иногда даже боялся посмотреть на своё отражение в боковое тонированное стекло подобного авто, чтоб не испачкать его взглядом и не башлять потом владельцу на автомойку.

Ксюхан — хороший знакомый Гасты. Откуда они знакомы, я точно не знаю и не помню. Кажется, учились вместе в школе или делали вид, что учились. Почти вся информация о нём у меня укладывалась в одно предложение: когда он напивался до беспамятства, всегда утверждал, что может в отрыжке произнести весь алфавит. После этого утверждения он несколько раз спрашивал: «Показать?» — а затем, набрав в лёгкие побольше воздуха, с алкогольным веянием выдавал в отрыжке мощно и бескомпромиссно: ЭЛЯ — ДУРА!

Кем приходилась ему Эля и кто это такая, я не знал и не горел желанием выяснять. А слышал я подобное всего несколько раз, когда наблюдал, как они с Гастой читали книжки сначала на дне рождения Гасты в дурке, а затем на Дне молодёжи в парке. Но Гаста уверял, что это коронный номер Ксюхана, с которым тот выступает на каждой синьке.

Как я уже говорил, Ксюхан работает охранником. Учитывая, что клетки в его мозгу, отвечавшие за умственные и коммуникативные способности, атрофированы, думаю, профессию ему выбирать не пришлось. Из этого следует, что и карьерный рост ему почти не светит. Разве что дорастёт до директора двери или порога, которые будет охранять.

С ним я чаще только здоровался, но иногда мог и потереть о всяком-разном, если рядом не было Гасты, а Ксюхан спешил поделиться последними новостями. Как правило, это была всякая чушь, условно называемая «про мопед».

Ксюхан вносил нас в список крутых чуваков и чувих, так мы попадали внутрь. Иначе в этот клуб нам и таким, как мы, никак было не попасть. Даже если бы мы надели наши лучшие шмотки (а мы и так их надевали), мы бы всё равно не прошли фейс-контроль, потому как по нам не похоже, что мы сюда идём пить мохито и оставлять массы денег в баре, где цены напоминали ответы задач по алгебре на олимпиаде для десятого класса: с корнем, степенью и дискриминантом, которые без калькулятора хрен решишь.

Сам же Ксюхан был гопником из разряда гопников-жарщиков, то есть любителей посидеть на кочерге и позвать Эдика. Разумеется, он пропускал нас в клуб не совсем на халву, за это мы ему вливали в рот топливо. Деньгами он не брал — западло брать с корешей, а колдырнуть любил. Ксюхан ещё был из таких гопников, которые разговаривали исключительно на сленге; наверное, в отношении него правильно будет не «разговаривали», а «ботали», «спикали», «бакланили» — хз. Он всегда говорил: «здоровчаныч», «барчела», «пивчанское» и ещё много-много разных слов.

Вообще, мы с Гастой разговаривали примерно так же, как он, но я для себя это объяснял просто — от Ксюхана и нахватались. Хотя его влияние было минимальным, мы и без того были насквозь пропитаны подвально-уличной контркультурой.

И дело вовсе не в том, что Ксюхан выпендривался, хотел казаться круче и поэтому разговаривал на околотюремно-лагерном блатном жаргоне. Просто он не умел разговаривать нормально. Да он вообще не умел разговаривать. По его роже было понятно, что он умел только трёкать, когда толкал севшую машину какого-нибудь братишки, базлать, когда играл в футбол с братвой, и качать, когда участвовал в разного рода качелях на работе и не только.

Ехать до этого клуба от нас было минут пятнадцать на автобусе и минут сорок пять или чуть больше, если идти пешком. Туда мы всегда доезжали, а вот обратно любили пройтись пешком, завершая вечер ночным моционом, разговаривая на любые темы. И хотя не секрет, что гуляния по ночам могут закончиться плачевно, нас это не пугало, потому что мы как раз относились к той категории молодых людей, которых советуют опасаться. Вернее будет сказать — выглядели, но это никакого значения не имеет. Не писать же у себя на лбу, что мы не те, с кем имеем разительное сходство.

Вообще-то Гаста имеет. Я — нет.

Мы сели в автобус.

— Ну что ты грузишься, натяни лыбу, задница! — не успокаивался Гаста.

— Что, натянуть лыбу на задницу? — я не расслышал, что он сказал.

Гаста с серьёзным видом подозвал меня к себе жестом, я наклонился ухом к его рту и чётко услышал: «На хуй иди», засмеялся и подсунул ему фак под глаз, он отмахнулся.

— Если бы я был педиком… — начал Гаста.

— Ты и есть педик, — перебил я его.

— Это я, — кивнул он.

— Я тоже педик.

— Да! — не стал спорить со мной друг. — Но если бы я ещё с собой и зеркальце носил…

— А ты не носишь? — я снова его перебил.

— Нет, — он отрицательно покачал головой.

— Да ты — грязный педик, раз не носишь с собой зеркальце.

— Это тоже я, да.

— И я ещё тоже грязный педик, — сказал я. — А я ношу.

— Так вот и посмотрись в него! — воскликнул Гаста. — И увидь в отражении няшную зайку и сладкого мальчика. Я уверен, только мы зайдём внутрь, все тёлочки на тебя обратят внимание, а потом сойдут с ума и растащат тебя, как чайки рыбу. Только мне двух оставь, я хочу ещё разок попробовать групповушечку.

— При таком раскладе я тебе, так и быть, даже четверых оставлю, — расщедрился я, — чтобы ты ещё два раза попробовал групповушечку или один раз четверушечку.

— Ой, спасибо тебе, братик! — обрадовался Гаста. — Кстати, мы с Маской, в прошлый раз когда пошли…

— Маска ещё жив?

— Ну да, а чего ему будет-то?

— Да с его образом жизни ему уже прогулы на кладбище давно ставят.

— Это всё хурма. Ты отказался идти, я позвал Маску.

— Как ты с ним туда прошёл?

— Ксюхан провёл. Я Маске дал своё старое шмотьё, чтоб совсем уж не палиться, и мы пошли. Так вот он ушёл из клуба с чиксой, понял. Этот сраный торч ушёл из такого крутого клуба с чиксой, — победно закончил Гаста.

— Так он шлюху, наверное, зацепил какую-то, — подвиг Маски меня ни капельки не вдохновил и не впечатлил.

— Да какая разница, главное — он ушёл оттуда не один. А ты чё ссышь, козёл? — всё доставал меня Гаста.

— Ну знаешь, шлюх цеплять — много ума не надо, — хоть я ни разу их не цеплял, мне казалось, что в этом деле и правда много ума не надо: забашлял — и в путь. И ещё я никогда не понимал прелести в шлюхах.

— Да насрать, хотя я уверен, что он ей даже ни хера не заплатил, потому что у него по жизни нет бабла.

— А я уверен, что он ещё и с букетом остался в таком случае, — твёрдо заявил я, почему-то решив, что если шлюха даёт бесплатно, то она обязательно с какой-нибудь заразой, будто других вариантов быть не может.

— Да наверняка, насрать на него. Я просто тебе говорю, что сраный торчебос — и тот не растерялся, а у тебя есть все шансы, а ты ведёшь себя, как мудень и петух, — всё вводил в меня Иисуса Гаста.

— Это я! — скривил я рожу.

— Ага, и я, — добавил Гаста таким же голосом.

— Да что мне, шлюха, что ли, нужна? — я правда не понимал, как можно найти девушку вот так просто.

— Ищи не шлюху, подходи и знакомься, если что, я всегда с тобой. Давай уже смелей, веселей и песни пей, аллилуйя.

— Пой, — поправил я Гасту.

Он снова подозвал меня к себе жестом, я повернулся к нему ухом и услышал: «У тебя на бороде», затем получил щелчок по носу, хотел ответить тем же, но Гаста оказался проворнее меня:

— Приехали, выходим, — быстро проговорил он и выскочил из автобуса.

вокальный транс

Мы приехали немного раньше, как и было нужно. Как правило, Гаста звонил Ксюхану, тот нас встречал, провожал внутрь и шёл работать.

У клуба уже столпилось достаточное количество людей. Как Гаста и говорил, большинство из них были студентами, о чём свидетельствовало то, что в руках они держали студни, готовясь попасть внутрь. Студни, ха-ха. А откуда мне знать, как сейчас студенты называют студенческие билеты? Пусть будут студаки, мне всё равно.

Бесплатный вход был только для девушек-студенток, учащимся парням по студаку полагалась всего лишь скидка.

— Здоровчаныч, рубятки! — радостно поприветствовал нас Ксюхан.

— Как сам? — кивнул Гаста в ответ.

— Как сала килограмм. Как сам, Автор? — переадресовал мне вопрос Ксюхан, пожимая руку.

— Как говна килограмм, — сказал я себе под нос, пожимая его руку в ответ. И повернулся к Гасте: — Как сам?

— Как универсам, ёба! — засмеялся Гаста. — Ксюхан, я Автору сказал, что сегодня в клубе будет полно мокрощелок и все они пришли только ради него, а он мне не верит. Но я-то знаю, что ему сегодня дадут, — снова завёл свою песню о хорошем настроении мой друг.

— С такой рожей ему даже самая уродливая бухая чикса не даст, — метко определил Ксюхан.

— А я дам, — не успокаивался Гаста.

— Ну-ка, Автор, улыбнись, — начал подпевать ему охранник.

— Ыыыыыыыыыыыыы, — я скорчил рожу.

— О, теперь даст, — подытожил Ксюхан и засмеялся.

— Ха-ха-ха, — подоржал ему Гаста, — ну правда же, у входа столько клёвых телуг торчит.

— Ыыыыыыыы, — продолжал я наигранно улыбаться. — Ыыыы_ышли на хый_ыыыы.

— Да, народа сегодня будет много, — согласился Ксюхан, — больше, чем в простой вых.

Мы успешно миновали КПП и сдали куртки в гардероб, Ксюхан проводил нас до танцпола.

— Ну всё, рубята, я пошкандыбал робить, ещё словимся у барчелы. Бывайте, ихтиандры.

Мы кивнули.

В зале пока собралось не много народа, играло что-то непонятное. Какой-то тусовщик уже вовсю отрывался на сцене, а охранник пытался его оттуда согнать жестами, но тому было плевать на жестикуляцию вышибалы. Со стороны было видно, что тусовщик на марафоне и ему всё в кайф. Охранник залез к нему сам и грубо вытолкал его со сцены.

Я прошёл немного вглубь и скромно встал у стенки так, чтобы мне было видно, кто заходит. Гаста же сначала обошёл весь зал, выискивая знакомых за столиками, а потом подошёл ко мне.

— Пока никого из знакомых не вижу, пойду в других местах посмотрю.

— Давай, — я продолжил стоять дальше, прислонившись спиной к стене.

Молодые люди медленно заходили внутрь, кто-то с коктейлями в руках, кто-то с… коктейлями в руках. Заходили почему-то все парами или компаниями, и все с коктейлями, будто сегодня в клубе был день коктейля. Мне стало казаться, что я был здесь самым ярким, потому что тусил один и без коктейля.

Я бывал здесь прежде, со временем подобная обстановка меня сильно задолбала. Мне надоедало смотреть на выпивающих людей, и я приходил сюда на час или полтора, слушал музыку, а потом ещё час уговаривал Гасту свалить домой.

Потом это прошло, и я был, наверное, самым скромным и бесполезным посетителем этого заведения. Я не приносил урона клубу: не терял и не ломал номерки, не пачкал и не ломал мебель, не бил посуду и не блевал в толчке, но и прибыли клубу я тоже не приносил. Алкоголь я не употреблял, а воду можно было попить и из-под крана.

Я мельком разглядывал всех, кто входил в зал. Сегодня был как раз такой день, когда я совсем не отставал от посетителей в качестве одежды и уровне моды. Я был одет примерно так же, как и большинство студентов: джинсы, кофта, кеды. Может, даже чуть получше некоторых: в смысле, мои кеды, кофта и джинсы были подороже на несколько сотен денег. Хотя какая разница, если они с такой же скоростью порвутся.

На одной девушке я случайно задержал взгляд, она зашла в зал и тоже на меня посмотрела, но не думаю, что запомнила. Как ни странно, она также зашла одна и была без коктейля, в руках она держала только сумочку. Я оценил её про себя, она мне понравилась, но мне здесь нравилась каждая вторая, поэтому как-то конкретней, кроме как понравилась, я её больше никак не выделил. Хотя, признаюсь, речь Гасты на тему, что я самый лучший, буду самым первым и все красивые девушки будут моими, меня немного завела — между ног намокло, а соски начали приятно зудеть.

Массовка в зале уже была впечатляющая, ещё через какое-то время ведущий объявил, что суперкрутая вечеринка для студентов началась, готовьте зачётки, тяните билеты и не вздумайте лезть за шпаргалками. Господи боже, ну и бред.

Я знал этого ведущего, я с ним лет пять назад вместе работал — подрабатывал в одном универе и мечтал туда поступить. В итоге получилось совсем говно: мне и денег мало заплатили, а ещё через полгода я не поступил никуда, и туда тоже. В бригаде этот чувак отличился тем, что заболтал поварих, когда мы сбивали в столовой плитку с пола и стен, и они готовили нам пожрать в обед. Вернее — скармливали неполучившиеся булочки и сомнительного вида окрошку. Через неделю мы закончили работать в столовой, перешли в другое помещение и перестали разговаривать с этим чуваком.

Эмси он был сосовым, но присутствующих его бред вроде устраивал, хотя их, наверное, устроил бы и Луций Аней-младший с номером «эпистолярный технолуцилий», лишь бы музло качало.

Я решил пройтись по залу, чтобы рассмотреть ближе пришедших, и стал аккуратно пробираться между танцующими молодыми людьми. Я протискивался, шёл вперёд, осматривая всех подряд. Люди веселились, пили, курили. В моих планах было обойти всех, сделать круг и встать обратно на своё место. Это был мой стандартный рейд.

Обходя очередных танцоров, я снова заметил возле стенки девушку, зашедшую без коктейля; она стояла в одиночестве, всё так же держа в руке только сумочку, и слегка пританцовывала в такт музыке. Я остановился и стал за ней наблюдать, она легонько притоптывала ножкой, потом повернула голову, её взгляд скользнул по мне, она на что-то/кого-то посмотрела, а затем продолжила глазеть на сцену.

Не знаю, что на меня нашло, но я очень сильно захотел с ней познакомиться. Может, это желание породила не дававшая мне покоя речь Гасты, может, что-то ещё, но сейчас она мне показалась ещё симпатичней, чем в первый раз. Она так одиноко стояла в стороне ото всех, что мне стало не по себе, ведь к ней наверняка уже скоро кто-то подвалит. Не мог же только я один оценить её красоту. Я твёрдо решил взять у неё интервью, но для этого мне нужен был Гаста. Всё-таки хотелось дебютировать успешно.

Я стал вертеть башкой по сторонам, надеясь высмотреть его в толпе. Как назло, его нигде не было, если он и танцевал, то на полу, под ногами отдыхающих. Я спустился в бар, увидел Ксюхана и подошёл к нему.

— Ксюхан, Гасту не видел? — спросил я, продолжая вертеть головой в поисках друга.

— Видел, он поссать пошёл, — сказал Ксюхан, от него уже порядком разило перегаром.

— Ты чё, жаришь на работе?

— А у меня сегодня тоже праздник, я ведь тоже студент.

— Ха, ха. Гаста давно ушёл?

— В смысле?

— Только что или вот-вот уже должен подойти?

Ксюхан сделал задумчивое лицо, потупил немного, а потом выдал: «Не помню».

— Ладно, забей, — сказал я.

— А зачем он тебе нужен? — Ксюхан посмотрел на меня, а потом, не дожидаясь моего ответа, продолжил: — Лучше бы шёл с мокрощелками знакомиться, я тут одну клёвую девочку видел… — он выждал паузу, проглатывая слюну, а потом закончил: — Сказка, а не девочка… ппринцесса, — судя по тому, что у него ещё и язык заплетался, выпил он немало и наверняка с Гастой.

— Спасибо, Ксюхан, я знаю твой вкус, уж лучше я с Гастой потусуюсь, — улыбнувшись, ответил я.

— Ээ, не надо гнать на мой вкус, понял, педик?

— Чё вы тут трётесь, педики? — пробасил нам в уши подошедший Гаста. — Ты, педик, — обратился он к Ксюхану, — топай работать! А ты, педик, — ткнул он пальцем меня в грудь, — иди цепляй тёлок. Потом приду и проверю, ОБОИХ! — затем он резко сменил тон и быстро заговорил: — Я тут одну такую прикольную чиксу, кстати, видел полчаса назад где-то, эх…

— Топай, топай кверху жопой, — подал голос Ксюхан, толкнув Гасту. Тот слегка пошатнулся.

— Два сраных колдыря, — не выдержал я, — вечеринка только началась, а вы уже оба в говно. Как ты не боишься бухать на работе? — спросил я Ксюхана.

— Боюсь, — ответил он, — вот и принял для храбрости. Ха-ха-ха, — Ксюхан заржал так громко и противно, что на его смех обернулись несколько человек.

— Гаста, я тебя искал, давай отойдём, — мне вдруг стало не по себе, слушать ржач Ксюхана в мои планы не входило, а ещё я боялся, что эта девушка куда-нибудь свалит или кто-нибудь упадёт ей на уши раньше меня, да и говорить при Ксюхане мне было стремновато.

— Как скажешь, братан, — он обнял меня за шею. — Давай, Ксюх, ещё словимся.

— Гомики! — заорал Гаста на весь бар. — Все посмотрите на гомиков! Охрана, выведите их из барчелы, — крикнул он и принялся ржать ещё громче и ещё противнее.

— Чмаф! — Гаста пустил ему воздушный поцелуй. — Котя, не бурагозь.

— Гаста, мне нужна твоя помощь, — сказал я, ведя его наверх к танцполу.

— За минетик я всегда готов тебе помочь, красавчик, ты же знаешь.

— Мне нужно взять у одной девушки интервью, а ты должен быть моим фотографом.

— Оооо, ну это ты беспонтовую тему придумал, Автор! — Гаста остановился, мне показалось, что он даже немного протрезвел.

— Пошли быстрее, чего ты тупишь? — я стал тащить его за руку.

— Не буду я никого фотографлир… Блядь! Я выпил, я даже это слово не могу выгоров... Бля, ты меня понял!

— Тебе сложно, что ли, два раза щёлкнуть? Впервые мне кто-то понравился, а ты мне даже не хочешь помочь.

— Я тебе зачем?

— Фото сделать, я же сказал, постоишь для вида, придашь мне уверенности.

— Просто так поболтай, запиши в свой блокнотик её слова, а потом телефончик возьми типа для того, чтобы позвонить ей и показать интервью. Или в диктофон кумекай. В твоём наркофоне ведь есть диктофон?

— Какой тебе ещё диктофон, тут в ухо орать надо, не слышно же ничего. Чё ты гонишь? Пошли, постоишь, поможешь мне, я один стремаюсь. Или дай мне свой фотик, я прикинусь гонзо-журналистом.

— Аа, ну ты колодец!

— Это я.

— Это тоже я. Два снимка, и я отваливаю.

— Договорились.

— Иду только потому, что мне интересно посмотреть, что это за чикса.

— Иди лучше козе в трещину.

Мы поднялись в зал, я стал выискивать свою красавицу, она находилась там же. Казалось, она вообще не двигалась, а продолжала стоять на одном месте, замерев.

— Вон та, — показал я аккуратно на неё пальцем.

— Какая, у стенки?

— Да! Пошли скорее, — я уже чувствовал уверенность, что всё получится, готов был прямо бежать к ней.

— О! Так я тебе про неё и говорил, Автор. Нам одна тёлка понравилась. Пошёл ты! Не буду я твоим фотографом! Дуэль, сударь! — он стал хихикать.

— Иди-ка ты лесом, мударь, — я улыбнулся и толкнул его в плечо, — это моя девушка, а ты сделай два снимка и вали дальше мерзавчики в рот опрокидывать со своим собутыльником.

— Ладно, ладно, пошли. Я тоже хочу познакомиться с этой красотулей.

Мы стали пробираться сквозь толпу к ней, я старался в голове проработать все вопросы: привет, я из газеты… ээээээ… хрен с ней, меня зовут Автор. Как тебе вечеринка? Часто ходишь по клубам? Ты здесь одна или с подругами? Или с парнем, — проскочило в моей голове.

Тот факт, что она зашла одна и сейчас стоит одна, совсем не говорит о том, что она одна. Я слегка замедлил шаг, в спину меня тут же толкнул Гаста, я продолжил идти вперёд, стараясь отогнать от себя мысли о её бойфренде: «А даже если он и есть, может, она тупая шлюха и не стоит на ней заморачиваться».

Мы подошли вплотную, Гаста встал прямо перед ней, тем самым загородив собой ей вид на сцену, я наклонился к её уху и стал громко говорить.

— Привет. Как настроение?

— Нормальное, привет.

— Чего не танцуешь?

— Не хочу.

Я посмотрел на Гасту и понял, что начинаю забывать текст.

— Мы из газеты «Мокрая вогиня», — подхватил Гаста, дыхнув перегаром.

Девушка улыбнулась и переспросила:

— Из какой газеты?

— Да неважно, — продолжил я, прикинув, если дать Гасте волю, то он всё обговняет своей пьяной речью. — Хотели бы взять у тебя небольшое интервью, буквально несколько слов: как тебе вечеринка, часто ходишь по клубам, с кем ходишь и так далее. Проводим небольшой опрос. А это — фотограф, — указал я на Гасту, — он сделает несколько снимков, если ты не против.

— На такую красивую девушку хоть всю плёнку истрачу, — снова влез Гаста.

— А у тебя разве не цифровой фотик? — поинтересовалась девушка.

Я уже начал думать, что зря потащил с собой Гасту, уж на дурочку она всяко была не похожа, а он стебался и будто специально хотел обосрать мне всю малину.

— У меня и плёнка цифровая, — продолжал гнать Гаста.

— Ну так что, — снова перебил я его, — уделишь две минуты?

— Уделю, — отозвалась девушка. — Пришла с подружками, хожу редко… — начала она отвечать, потом вдруг резко полезла в сумочку и достала мигающий телефон. — Ой, погоди, сейчас отвечу и вернусь. Алё… — она быстро пошла в место, где было потише.

— Ты совсем, что ли, мудак? — я повернулся к Гасте: — Что за херню ты несёшь?

— Да забей ты, весело же.

— Какая ещё мокрая вогиня? — я бы мог поржать над этим названием, но не в присутствии же девушки, с которой пытаюсь познакомиться.

— Это типа игра слов: богиня/вогиня, она же красивая, а мокрая — чтоб подчеркнуть, что она ещё и горячая, — выдал снова Гаста.

— Мокрая — горячая? Ты что пил?

— Топливо, ептить. Чего тебе не нравится? Я тут, кстати, тебе помогаю, сам позвал.

— Вот и помогай, а не порти.

— Короче, я вниз пойду, фотик пока настрою, пристреляюсь, а ты тащи её ко мне, найдём место поромантичнее, там и разведём.

— Давай, — я решил, что теперь справлюсь один.

Гаста свалил, а я остался ждать девушку. В какой-то момент мне показалось, что она нас так ловко отморозила и слилась под соусом «телефон зазвонил», и я слегка занервничал. Я продолжал ждать. За это время проиграло две песни. Наконец она подошла.

— Теперь можем поговорить? — спросил я.

— Да, можем.

— А давай спустимся вниз, там потише, посветлее, я возьму у тебя интервью, сделаем снимок, и готово.

— Давай, — согласилась она.

Мы двинулись к лестнице, я немного волновался и пытался придумать, под каким предлогом взять у неё номер телефона. Потом я вспомнил, что я ещё даже не узнал, как её зовут. Мы спустились вниз.

— Меня зовут Автор, — сказал я

— Елеанна, — представилась девушка.

— Очень приятно, — сказал я и широко улыбнулся.

— И мне, — улыбнулась Елеанна в ответ.

— Ну так вот, часто ли ты ходишь в клубы? — параллельно я осматривал помещение и искал Гасту, надеясь, что он сам к нам скоро подойдёт.

— Нет, редко.

— А сегодня почему пришла?

— Решила отметить праздник.

— Раз ты не Тати, значит — ты студентка?

— Да.

— Можешь звать меня Капитан Детектив!

— Хорошо, детектив, — засмеялась Елеанна.

— На кого учишься?

— На филолога.

— А какой курс?

— Второй. А ты куда-то записываешь или запоминаешь?

— А… да, я поговорю с тобой, потом запишу, вопросов же немного, — я понял, что снова начинаю волноваться и лажать. Гасты всё не было.

— Ну ладно, — Елеанна снова улыбнулась.

— А сегодня пришла с другом или одна?

— Сегодня пришла с подружками, они где-то тут тусят и веселятся.

Я не знал, о чём спросить ещё, вернее, я хотел ей задать миллион вопросов, а ещё попутно рассказать о себе, но это было бы смешно и неуместно. Я понял, что надо сворачивать беседу и просить номер телефона, вариант с опросом для газеты был провальным, а смысл моего интервью был похож на Ксюхана — такой же сибирский валенок.

— Так, ну и последний вопрос, а потом мне бы найти ещё своего фотографа и… — начал я, стараясь не обращать внимания на шум сзади, но меня перебила Елеанна.

— А это не он там случайно? — спросила она осторожно.

Я обернулся на шум и увидел то, чего никак не ожидал увидеть. Хотя ожидал, конечно, но уж никак не сейчас.

Гасту пинали двое быков. Это была одна из его вредных привычек — нажраться и закуситься с кем-нибудь. Драка только началась, и было понятно, что с появлением охранников она прямо сейчас и закончится, но не мог же я стоять и смотреть на это. Да, Гаста выпил, я не знаю, за что ему вешают, может, за дело, но ведь он — мой лучший кореш. Если я не встану на его сторону в такой момент, о какой дружбе тогда можно говорить?

Не раздумывая ни секунды, не говоря ни слова своей новой знакомой, я развернулся и побежал к Гасте, прыгая с разбега прямо в драку.

В таких моментах несложно разобраться, где свои, а где чужие. Это был уже не первый подобный случай, я знал, как себя вести, и прыгнул прямо на того, кто в этот момент наносил уже лежачему Гасте беспорядочные удары.

Я свалил с ног нападавшего и, лёжа на нём, ударил его в челюсть. Затем попытался встать и врезать ещё как следует, но получил удар сзади по спине от второго, свалился на того, кого мгновение назад завалил сам, он меня скинул как пушинку и врезал мне в челюсть в ответ, я совсем потерялся во времени и упал на пол без движения, стремительно отправляясь в гости к Луцию Анею-младшему.

Кажется, я получил ещё несколько ударов ногами в живот и в голову, а потом начался ещё больший кипиш — по крику и массовке было понятно, что прибежал Ксюхан с несколькими охранниками.

Самое сложное в таких драках — первый раз. В первый раз я долго думал и не знал, на кого нападать, не сразу сообразил, что надо прыгать на того, с кем дерётся Гаста. Самое простое — когда начинались качели, я подходил к движухе и вставал возле Гасты, показывая всем своим видом, что я с ним и за него. Такие неприятные моменты случались редко, это пятый. Если их было больше — видимо, мне тогда чересчур сильно по голове напинали, раз я о них не помню.

По-другому я не думал никогда, а о том, что не надо влезать, у меня и мыслей не возникало, ведь остановить такую драку можно только силой. Гаста был моим единственным лучшим другом, всегда мне помогал, и я не мог его бросить даже в таких ситуациях. Хотя он потом всегда отвечал на мои претензии раздражённо: «Мог и не влезать», но через полчаса извинялся и говорил: «От души, братик, что не бросил», понимая, что сам накосячил и меня подставил.

Когда все разбирательства закончились, мы вышли втроём на улицу.

— Мда, рубята, подвели вы меня конкретно, — начал Ксюхан, закуривая. — Придётся мне вас занести в блэклист, ничего поделать не могу. Типы оказались не просто серьёзные, вы ещё и первые начали.

— Я не начинал, — сказал я, потирая ушибленную скулу.

Гаста тоже закурил, но молчал и смотрел в землю.

— Какая разница, ты же влез.

— А что мне, смотреть надо было?

— Да правильно всё, я же за вас ручался, а теперь даже и не знаю, как разрулить.

— Сходили, блядь, на дискотеку сельскую, туда, где крутят рейв два студента-медика: Григорий и Панас, — тихо произнёс Гаста.

— Гаста, может, расскажешь, за что я по печени отхватил? — я повернулся к Гасте.

— Я фотик настраивал и попутно стал фотографировать красивых тёлок, одну попросил слегка оголить грудь, а рядом стоял её чувак с другом.

— Ты отбитый наглухо урод, — сказал я и криво улыбнулся.

— Это я, — ответил Гаста, также корчась в улыбке от боли.

— Показала хоть? — поинтересовался Ксюхан.

— Нет, подошёл её тип и отправил меня во всеми нами изведанное место, потом схватил мой фот за объектив и стал его у меня отбирать, я его послал на юг, ну и началось.

— Ты мне такое интервью обосрал, чувак, — сказал я с великим сожалением. — Я ведь его почти закончил, а ты косяков напорол.

— Ой, Автор, не нуди.

— А что за интервью? — спросил Ксюхан.

— Автор с тёлкой знакомился под предлогом интервью для газеты, а я должен был её сфотографировать, — пояснил Гаста.

— А ты чё, Автор, в газете работаешь? — Ксюхан явно не понимал суть происходящего.

— Ага, называется «Мокрая вогиня», — сказал я грустным голосом.

— Ха-ха, чё, правда, так и называется? Ха! — Ксюхан не мог разобраться — смеяться ему или нет. — Прикольно…

— Да какая уже разница, мы всё просрали, в клуб мне больше не попасть и с ней уже не увидеться.

— Ну вообще, можно кое-что придумать, — помолчав, слегка сверкнул надеждой Ксюхан. — А взамен вы мне…

— Чего? — перебил я Ксюхана и посмотрел на Гасту, тот хмыкнул.

— Я бы мог попробовать договориться, чтобы вас пустили и не заносили в список, но вы мне замутите две босяцкие темы: ты мне сделаешь на халву контрольные к сессии, а ты, — повернулся он к Гасте, — будешь фотографом на свадьбе моей сестры в следующую пятницу тоже на халву, потому что цены нынче у фотографистов за свадьбу отщёлкать — я манал!

— Да сосака, ёпти! — эмоционально отреагировал Гаста. — Ты так говоришь, будто тебе у своего начальника придётся отсосать! В рот я чехлил и этот клуб, и свадьбу твоей сестры. Я не фотографирую свадьбы, и точка, и фотоаппарат мне наебнули. Так что сосыч!

— Какие контрольные? — меня заинтересовала его сделка.

— Я же тебе говорил, что сегодня и мой праздник тоже, я учусь на заочке, — пояснил Ксюхан.

— А почему я? — эта новость меня слегка шокировала, представить Ксюхана с дипломом какого-нибудь инженера у меня совсем не получалось. Но… может, мне сильно дали по голове? Хотя нет, к Ксюхану это не относится.

— Ты же ботан, — уверенно заявил он.

— Гаста, соглашайся, — сказал я.

— Хуй тебе, Автор, это для меня изнасилование, ты знаешь, и фотик сломан.

— Ну ладно, проехали, как хотите, тогда я вам сейчас вынесу шмотьё, и расход-пароход по хатам, давайте номерки.

— Погоди, Ксюхан, — я повернулся к Гасте. — На два слова отойдём? — он кивнул.

— Отскочим, побормочем, хаааа, — добавил Ксюхан.

Мы с Гастой отошли в сторону.

— Слушай, Гаста, ты мне сегодня обосрал, возможно, любовь всей моей жизни, я даже не поинтересовался у Ксюхана, что за контрольные, а уже готов за них взяться.

— С чего бы это я обосрал? Ты сам меня к ней потащил. И вообще, отхватил бы я, а ты бы дальше с ней болтал и не влезал бы.

— Ты охуел, что ли?! Сам же знаешь, что я прав. Чего тебе, сложно, что ли, пофоткать свадьбу? Даже напрягаться не нужно, сделал двести снимков и отдал.

— Так сделай, хули ты.

— Я из-за тебя отхватил по еблецу и лишился бабы!

— Гусар, ептить, я выпью за твоё здоровье. Я не могу, Автор. Я знаю, что ты прав, а я — нет, но я не могу, извини, — Гаста продолжал мяться.

— Оо, нет-нет-нет-нет-нет, ты мне всё обосрал, тебе и разруливать, и простым извинением ты сейчас не отмажешься.

— А минетиком? — с надеждой в голосе спросил Гаста.

— Мне всего-то осталось — взять у неё телефончик, и всё, а ты сиськи мнёшь, — я уже начинал злиться, хотя понимал, что конец моей миссии был прост только на словах, на деле же ещё ничего не было ясно, но и шанс вернуться обратно в клуб я тоже не хотел упускать.

— У меня объектив сломан, мне его разбили, — сказал Гаста и показал трещину на объективе.

— У тебя, блядь, сто объективов, чё ты мне пиздишь! — я был настроен весьма серьёзно.

— Они же все разные.

— А, и такого, конечно же, больше нет.

— Нет.

— И такого, с которым можно было бы свадьбу пофотографировать, — тоже.

— Такой найду.

— Чё ты мне мозги пудришь? Заебал! — этот спор шёл в никуда.

— Ещё, похоже, затвор по пизде пошёл, точно не знаю, надо в ремонт сдавать, — не отступал Гаста, разглядывая сломанный фотоаппарат, пытаясь выявить поломку.

— Его долго будут делать? До следующей пятницы не починят?

— Откуда я знаю? Я даже понятия не имею, как до него добраться.

— А чё ты тогда говоришь, что затвор сломан?

— Я просто так сказал. Факт — фотик сейчас не работает.

— В чём проблема? — я уже был близок к тому, чтобы его уговорить.

— Мне ремонт может обойтись в половину стоимости фотика, ёпта!

— Я тебе половину от стоимости ремонта оплачу, — я не отступал. — Гаста, ты не можешь так поступить со мной, ты мне всю дорогу сюда говорил, что мне сегодня светит, все мокрощелки мои, такие песни пел, вогнал в меня Иисуса и одиннадцать апостолов…

— Их двенадцать было, — перебил Гаста.

— Петя не влез! А сейчас не можешь для меня согласиться на эту шнягу?

— Вот именно — шнягу. Я не буду подписываться на это говно, — Гасте явно было насрать на мои светлые чувства к Елеанне.

— Сука, будешь! Писанёшься! — от злости моя скула стала ныть сильнее.

— Вы долго там ещё? — сзади стоял Ксюхан, и он, похоже, уже замёрз. — Мы тут, нахуй, на морозе!

— Нет, — я снова повернулся к Гасте. — Ну, я жду. Как мы с тобой поступим? — я уже готов был ему врезать.

— Сука, блядь! — Гаста тоже разозлился. — Если ты её не выебешь, а я знаю, у тебя постоянно так, сначала: «Да, это она, любовь всей моей жизни», а потом: «Да ну, разонравилась что-то, она тупая шлюха и пизда», — Гаста и правда меня очень хорошо спародировал, я начал улыбаться, понимая, что он сейчас согласится, — я тебе ёбну! И даже не просто ёбну, я тебя выебу в жопу!

— Идёт, любимый, — я поцеловал его в щёку.

— Фуууууууу, пидоры, ну сколько можно? — поморщился Ксюхан.

— Давай, Ксюхан, — я подошёл к нему, — у меня рожа не опухшая?

— Такая же, какая и была — гнусная.

— Хах, круто! Мы согласны, иди договаривайся, потом веди нас обратно в клуб, а потом раскачаешь Гасте про свадьбу, а мне дашь расклад насчёт своих контрольных завтра.

— Базара мало, — Ксюхан развернулся и пошёл в клуб.

— Я возьму у неё номер телефона, и пойдём домой, — сказал я, повернувшись к Гасте.

— Удачи! — Гаста закурил вторую сигарету. — Как её хоть зовут?

— Елеанна.

— Хе-хе, жабье имя.

— У твоего папы жабье имя!

— Ха-ха-ха, уговорил, — после небольшого молчания он сказал то, что я и ожидал услышать: — Спасибо, что влез, братан.

— Ага, — я кивнул и улыбнулся.

Мы оба уже начали замерзать. Вышел Ксюхан и быстрыми шагами подошёл к нам.

— Ну чё, рубята! С тебя контрольная, — сказал он мне, — а с тебя, — щёлкнул он Гасту по носу, — фотосессия на свадьбе моей сестрички. Ах, эта свадьба, свадьба, свадьба… — запел он.

— А ты насосал только на этот вечер или на другие тоже? — перебил акапельное исполнение Гаста.

— Обижаешь Ксюшу, Гастон! Конечно, на остальные тоже, но ещё одна подобная драка с вашей стороны — пиздец будет, причём мне, наверное, тоже. И будем сосать вместе.

— Ну это мы запросто, — ответил Гаста.

— Охотно верю. Ну пошли, чего голову ебём?

Мы зашли внутрь, ситуация в клубе уже давно была разряжена, на нас даже никто не посмотрел.

— Я потуплю с Ксюханом, а ты иди ищи свою любимую, стреляй телефон, и валим. И только попробуй облажаться.

— Давай, я погнал.

— Слушай, Автор, а что за тёлочка-то? Покажи мне, я тоже хочу посмотреть, — прицепился Ксюхан.

— Ну пошли.

Мы поднялись наверх, я стал искать её глазами. М-да, как я и предполагал, она была уже не одна, а в компании. Задача усложнилась.

— Блядь! — я чуть не пнул кого-то, кто стоял рядом.

— Чего? — не понял мою реакцию Ксюхан.

— Она уже с кем-то трёт, — я был готов заплакать от досады.

— А где? Покажи мне её.

— Вон, у стены, стоит с двумя типами и ещё одной тёлкой.

— Которая сумку в руках держит, в джинсах, со стаканом? — уточнил Ксюхан.

— Да… со стаканом, — я и не заметил, что в её руке уже появился стакан.

— Так я про неё тебе и говорил. Да, клёвая принцесска. Ну смотри сам, подлови момент и всё такое. Давай, удачи, я пошёл работать.

— Ага.

Елеанна слушала, что ей говорил на ухо какой-то парень, и улыбалась, затем она ему кивнула, он отошёл с другим типом, а тот прихватил с собой вторую чиксу. Я не верил своим глазам, Елеанна снова осталась одна, но мне почему-то казалось, что ненадолго.

Я тут же рванул к ней через пляшущих студентов, не имея ни малейшего представления, что ей сказать и как знакомиться дальше. В голове у меня была только такая дурацкая сцена: я подхожу к ней в ярких модных очках в форме двух звёзд, с огромным стаканом в руке и дую через спиралевидную трубочку его содержимое, при этом идиотски двигаюсь под музыку и кричу мерзким голосом ей в ухо: «Привет, крошка! Крутая вечеринка! Чего киснешь? Пошли ко мне, я — Авти, меня здесь все знают! Познакомимся поближе, потрёмся кожей, я подниму тебе настроение и покажу, как Авти умеет любить таких красивых цыпочек, как ты. Ох, как же я люблю это место, здесь же всё буквально пышет сексом! Если надумаешь, только позови, Авти всё устроит, детка, цём».

— Привет ещё раз, — сказал я, подойдя к ней.

— О… привет, — она была удивлена моим появлением. — А… что у вас там случилось?

— Да так, стандартный технический сбой, ничего особенного, — я оглядывался по сторонам, опасаясь, что к ней сейчас вернутся её знакомые. Надо было её уводить в другое место, а я ничего умнее не придумал, кроме как снова завести разговор о своём тупом интервью. — А не напомнишь ещё разок, что ты отвечала? Я только запомнил, что ты учишься на втором курсе на филолога.

— Ээээ, а ты точно из газеты? — Елеанна посмотрела на меня так, будто прикидывала в голове, как выглядят журналисты и похож ли я на них.

— Я пишу для сайта клуба, — нашёлся я.

— А… — Елеанна ничего не успела ответить, к нам подошёл охранник. Я его немного знал, его звали Бруталик.

— Молодые люди, пройдёмте со мной.

— В чём дело? — Елеанна не двигалась с места.

— Вы перебрали с алкоголем, покиньте наш клуб, пожалуйста, или я выпровожу вас силой.

Вот это да! Я сразу понял, кто это всё замутил и для чего. Очень круто! Я еле сдержался, чтобы не засмеяться. Теперь от меня требовалось сделать лицо кирпичом и говорить недовольным голосом: «В чём дело? Вы не имеете права, я же не пил!»

— Это ведь сотрудник вашего клуба, — сказала Елеанна, показывая на меня.

Бруталик посмотрел на меня, я пожал плечами.

— Прошу, — охранник показал жестом к выходу.

— Так ты тут работаешь или нет? — Елеанна посмотрела на меня.

— Не совсем, он-то понятия не имеет, кто я такой. Лучше пошли, я уже сегодня на себе испытал терпение охранников.

— Я не пила, — повернулась Елеанна к Бруталику и дыхнула.

— Я заметил, — ответил он и кивнул на стакан в руке.

— Блин, — Елеанна поняла, что последнее действие было глупым.

— С ним бесполезно спорить, — сказал я ей.

Она сделала недовольное лицо, поставила стакан на пол и пошла вперёд. Охранник посмотрел на меня, я улыбнулся и сказал: «Вы не имеете права! Я же не пил!» — и пошёл следом за девушкой. Он проводил нас до гардероба, проследил, чтобы мы покинули помещение, и оставил нас в покое.

У двери я обернулся и увидел довольного Гасту, показывающего мне фак.

— Это всё из-за тебя, — раздражённо сказала мне Елеанна на улице, доставая телефон из сумочки и кого-то набирая. — Потому что ты подрался, а он подумал, что я с тобой. Чё ты вообще ко мне подвалил? Ну ответь же, — говорила она уже в трубку, — у меня сейчас телефон выключится. Ну что ты стоишь? — обратилась она снова ко мне. — Позови их начальника, пусть нас обратно пустят, скажи, что это ошибка. Начальник же у вас один?

— Не уверен, что смогу тебе чем-то помочь, — я совсем растерялся, ситуация была, мягко скажем, говённая. Я не ожидал такой реакции, хотя стоило. — А ты кому звонишь?

— Подружке, чтоб хоть вышла, одолжила мне денег на такси.

— А, ясно.

— Ну ответь же, — продолжала она говорить в трубку. — Так ты там работаешь или нет? — спросила она меня снова.

— Нет, — решил я открыть правду.

— А зачем интервью брал?

— Познакомиться хотел.

— Всё, телефон сел. Познакомиться? — она на меня посмотрела уничтожающим взглядом.

— Да.

— Оригинальный способ. Ну и что мне теперь с тобой делать? — она продолжала смотреть на меня тем же уничтожающим взглядом.

— Я бы мог тебя проводить домой, — сказал я вполголоса, как чепушило.

— Чего? Лучше вызови мне такси!

— А у меня не хватит на такси, — соврал я. А может, не соврал, я давно не пользовался подобными услугами и не знал расценок.

— Интервьюер недоделанный, — огрызнулась Елеанна.

— Это я, — сказал я дебильным голосом по привычке и, как дурак, улыбнулся.

— Хе-хе, — Елеанна тихо рассмеялась.

Она посмотрела на свой выключенный телефон, потом на меня и сказала:

— Я далеко отсюда живу, минут сорок идти, а то и больше, я даже не знаю точно.

— Не страшно, — ответил я, продолжая улыбаться.

— И по ночам на улице может быть очень опасно.

— Пофиг, — я продолжал лыбиться, как идиот.

— Ну пошли, я уже замёрзла стоять…

— Автор, — напомнил я своё имя.

— Я помню, Автор.

— В какую сторону идти?

— Я живу в универовской общаге, — ответила Елеанна.

Она объяснила, что за общежитие, я сказал, что хорошо знаю это место, и мы двинулись.

— А что у вас за драка-то была? — спросила она меня по дороге, слегка успокоившись.

— Я же сказал — технический сбой.

— А фотограф твой хоть настоящий?

— Да, фотограф настоящий, — я улыбнулся.

— Наверное, это твой очень хороший друг, ты так самоотверженно и необдуманно бросился в драку…

— Ты переживала за меня? — перебил я её.

— Я всегда переживаю, если вижу, что кого-то бьют.

— А, — я немного расстроился. — Почему необдуманно?

— Потому что ты мог серьёзно пострадать, — ответила Елеанна.

— Да, но не пострадал ведь. Никогда же не знаешь, как действовать в таких ситуациях, мы же не репетировали, вот я и сделал первое, что пришло в голову, — прыгнул на быка, который топтал моего друга.

Мы шли, слегка ускорив шаг, было уже хорошо за полночь, Елеанна рассказывала мне о себе. Сказала, что сейчас у них идёт сессия, она решила выбраться на праздник и немного отдохнуть. У неё в этой сессии один долг, если она его не сдаст, через две недели её могут отчислить. (Не очень удачный момент, чтобы заводить отношения.) Сказала, откуда она родом и что скоро ей исполнится девятнадцать.

— А почему не сдала? — поинтересовался я.

— Преподу нахамила как-то на лекции, он меня запомнил и теперь валит.

— А может, тебе кажется?

— Может, и кажется, он очень дотошный.

Я провёл её максимально короткой дорогой к общежитию. Через полчаса мы уже были на месте. Елеанна немного постояла молча, а потом спросила:

— У тебя есть телефон? Мой сдох.

— Конечно, я мужик запасливый, — решил я ещё раз проверить на прочность свою фразу, совсем не понимая, что она здесь не к месту.

— Можешь дать позвонить? Абсолютно вылетело из головы, хотела зарядить вечером и забыла, — Елеанна будто и не услышала мою домашнюю заготовку. Да и что в ней вообще такого?

— Без проблем, на, — сказал я, протягивая свой наркофон.

— Пускают только до одиннадцати вечера, сегодня вроде как праздник, я с охранником договорилась, что позвоню, как приду, даже номер его запомнила, — пояснила Елеанна.

— Нет наркофона — звони на мозгофон, — зачем-то выдал я нашу с Гастой шутку.

— На мозгофон — это как? — улыбнулась Елеанна, начиная набирать номер.

— Это вот так, — сказал я и, приставив оба указательных пальца к вискам, начал вращать их по часовой стрелке, потом закрыл глаза и стал произносить вслух: «Гаста, Гаста, раз-два, раз-два, приём, ты чувствуешь меня? Это Автор. Купи хлеб и кефир. Слышишь меня, Гаста?»

— Ха-ха-ха, — засмеялась Елеанна, — Гаста — это твой друг-фотограф?

— Да.

— Ну и как, хороший фотограф?

— Мне очень нравится, — ответил я.

Я и правда считал и считаю Гасту очень хорошим фотографом.

— Привет, это Елеанна, я звоню от знакомого, — начала говорить девушка по моему наркофону, — я уже возле двери, открой, пожалуйста, ага, давай. Спасибо, — она протянула мне трубку.

— Может, как-нибудь ещё встретимся? — спросил я, смотря на неё. — Ты тоже сможешь взять у меня интервью, если захочешь.

— Может быть, — улыбнулась она.

— А мой номер не хочешь запомнить? — спросил я с любопытством.

— А я сначала себе позвонила. Когда включу телефон, мне придёт СМС, с какого номера мне звонили, — ответила Елеанна, улыбаясь ещё шире.

— Ха-ха, ну ладно, спокойной ночи, — сказал я, не ожидая такого поворота. — Но если ты сама не позвонишь, буду звонить я, твой номер ведь у меня тоже должен остаться в «набранных».

Дверь в общежитии стала с шумом открываться.

— Должен, позвоню. Пока!

Я улыбнулся, она помахала мне рукой и зашла внутрь. Я тут же достал наркофон и стал смотреть номер. Их было два.

«Если не позвонит, позвоню тогда сам», — принял я твёрдое решение и на всякий случай оставил оба номера.

Я развернулся и полетел домой. Настроение у меня было очень хорошее: коряво, через драку, со скандалом, но я всё же с ней познакомился. В кармане завибрировал наркофон, я достал его — пришла СМС с неизвестного номера: «Напиши, как дойдёшь. Елеанна», я улыбнулся, сохранил номер и полетел домой ещё быстрее. Теперь я уже точно знал, что тоже ей понравился.

Придя домой, я первым делом написал, что дошёл, со мной всё нормально. Мне почти сразу же пришёл ответ: «Хорошо. Спокойной ночи». Я тоже пожелал спокойной ночи и начал раздеваться.

Быстро поел, помылся и лёг. В голове был беспорядок, за один вечер произошло столько, сколько не происходило за год, я решил разгрузиться, чтобы немного успокоиться, — закрыл глаза и, засунув руку в трусы, взял себя за член.

Я часто вспоминаю Марчелу. Представляю её полностью голой или в одной ночнушке, надетой на голое тело. Я хочу погладить её попку, сделать ей массаж, мягко войти в неё и заняться с ней сексом. Я представляю, как её симпатичное личико станет серьёзнее от удовольствия, она закроет глаза и будет плавно двигаться в такт нашего соития, стоя в своей любимой позе.

Это всё у меня перед глазами, левая рука сжимает эрегированный член. Я хочу Марчелу. Мне нравится Марчела. Мы меняем позу. Марчела нежно меня целует, левая рука работает. Я доставляю Марчеле оральное удовольствие, левая рука работает. Марчела легонько гладит мою спину, левая рука работает. Марчела садится на меня сверху, левая рука работает. Марчела крепко сжимает мой член, левая рука работает. Марчела вставляет его в себя, левая рука работает. Марчела обнимает меня, левая рука работает. Марчела тяжело дышит, левая рука работает. Марчела засовывает свой мокрый язык в моё ухо, левая рука работает. Я шлёпаю Марчелу по её сладкой попке, левая рука работает. Я слышу, как Марчела стонет от наслаждения, левая рука работает. Марчела двигается всё быстрее, левая рука работает. Марчела открывает рот и набирает воздух, левая рука работает. Марчела двигается совсем быстро, левая рука работает. Марчела не выдерживает и начинает кричать, ложась мне на грудь, левая рука работает. Я глажу её спину, размазывая капли пота, левая рука работает. Марчела целует меня, левая рука работает. Марчела шепчет мне на ухо, что ей нравится всё, что я делаю, левая рука работает. Марчела шепчет мне на ухо, что ей нравится, как я всё делаю, левая рука работает. Она слезает с меня и наклоняется к моему члену, левая рука работает. Она берёт его в рот, левая рука работает. Она начинает его сосать, левая рука работает. Мара не может без меня, левая рука работает. Мара хочет меня, левая рука работает. Мара! Левая рука работает. Мара! Левая рука работает. Мара любит меня! Левая рука работает. Мара! Я люблю тебя!..

…я кончил.

Я сжимаю левую руку в кулак — там моя сперма, а Марчела растворяется до моей утренней эрекции.

После нашего разрыва с Марчелой я встречаюсь только так (гуляй, рука — балдей, писюн). Она не отвечает на мои звонки, хотя я стараюсь её не донимать собой, только в минуты отчаяния. Она не обращает на меня внимания и ясно дала мне понять, что мы больше никогда не будем вместе. Не будем заниматься сексом. Не будем смотреть кино и заниматься сексом. Не будем принимать ванну и заниматься сексом. Не будем мыть посуду и заниматься сексом. Не будем спать и заниматься сексом. Не будем обниматься и заниматься сексом. Не будем гладить друг друга и заниматься сексом. Не будем целоваться и заниматься сексом. Не будем заниматься сексом и заниматься сексом…

…В памяти появляется Елеанна, она стоит у меня перед глазами, я вижу, как она начинает раздеваться, левая рука начинает медленно работать, член начинает постепенно увеличиваться. Стоп!..

Я достал руку из трусов. Дрочить на девушку, с которой у меня ничего не было, но, возможно, будет — плохая примета, так я считал. На Марчелу можно, с ней всё в прошлом, а Елеанну я лучше пока подержу подальше от своих онанистических фантазий.

Я сходил в туалет, выпил воды и лёг спать.

прошло пять минут

сб.

— Ололо, говорите, не молчите.

— Дарова!

— Дарова, ты меня разбудил, — с трудом раскрыв глаза, я посмотрел на часы: одиннадцать утра.

— Пока нам с тобой вчера разогревали щи, Масёл ласты завернул, — ворвалась мне в ухо новость дня.

— Ну правильно, — сказал я сонным голосом, — сколько ж можно седлом бахаться.

— Так он даже и не от передоза загнулся, — продолжал рассказывать Гаста, — он хоть и гнил, ему хоть и прогулы на кладбище ставили, но он — втёртый калач, вполне мог ещё протянуть до лета, а то и больше.

— Втёртый в кал хач, — слегка интерпретировал я обозначение наркомана.

— Хе-хе.

— А что тогда? Вены порезал в депрессии?

— Какие вены? Марчела же сказала, извини, что напомнил её имя, что он бахнулся в пах. У него на руках-то вен уже не осталось. Он залип и перестал держать вату — потерял много крови и умер.

— Давно пора, что тут ещё сказать, — мне было совсем не жалко Масёла. Ни его, ни любых других торчков. От какой бы херовой жизни люди ни начинали колоться, у них всё равно был выбор, и они его делали без чьей-либо помощи, считая правильным. — Как повяжешь галстук, береги его, он с затычкой красной цвета одного, — добавил я после недолгого молчания.

— Да, да, именно — затычка подвела. Как вчера всё прошло? Круто я тебе процесс знакомства ускорил?

— Да, — я вспомнил, как Бруталик вчера выгнал нас с Елеанной из клуба, потому что мы типа переколдырнули. — Я оценил, спасибо. Правда, вышло на тоненького, ты мог вообще всё обосрать.

— Вот не надо сейчас нудить. Не обосрал же! Приходит Ксюхан и говорит, что тоже твою тёлочку заценил, как только она в клуб зашла, я ему ответил, что она мне тоже понравилась. А потом он говорит, что она там не одна торчит, а в компании, и ты стоишь и тупишь. Ну я думаю — всё, приплыли, сейчас Автор будет до конца жизни париться и деприть. А рядом какой-то охранник выпроваживает какого-то жарщика, я поворачиваюсь к Ксюхану и предлагаю ему так же выпроводить тебя с твоей чиксой. Он сказал, что сам не пойдёт, типа — мало ли, спалился уже. Тогда мы прикинули, кто ещё из охраны тебя знает, вспомнили Бруталика, я поднялся с ним наверх, а ты уже возле своей мокрощелочки торчишь. Сказал, чтоб он выгнал девушку, возле которой ты стоишь, и тебя.

— Ладно, ладно, хорошо придумал, я и правда начинал виснуть и жёстко обламываться.

— Ты там ещё хоть не разочаровался в своей новой подружке? А то смотри мне, вазелинь жопу, зайка.

— Вот прямо сейчас подумал: а зачем мне Елеанна и вообще кто-то, когда есть ты?

— Не знаю.

— Пожалуй, схожу за вазелином, — я засмеялся в трубку.

— Конечно, братик, мы же с тобой попные друзья, зачем нам всякие толстые потные шлюхи?

— Это я, — сказал я дебильным голосом.

— Это тоже я, — таким же голосом согласился Гаста. — Давай хоть разульку-то перепихнёмся с утречка.

— Братик, ну как же я могу тебе отказать? — я снова засмеялся.

— Ха-ха, ну мы и пидоры, — удивился Гаста своим гормонам.

— Я её вчера проводил домой, вымутил номерок телефона, скоро должны снова встретиться, — похвастался я.

— Молодец! Я же говорил, что всё будет чикен макнагетс, а ты мне не верил. Надеюсь, наши разбитые еблососки и мой сломанный фотик этого стоят.

— Надеюсь.

— А чё ты сейчас делаешь?

— Сплю ещё, — ответил я и специально громко зевнул в трубку.

— Когда зеваешь, рот закрывай, — завершил Гаста мой зевок нравоучением. — Заваливай лучше ко мне. Ещё надо фотик сегодня в ремонт сдать и тебе с Ксюханом перетереть.

— Да, я помню — контрольные. А сколько денег брать на ремонт, чтобы половина вышла?

— Хрен знает, а сколько есть?

— Так, давай конкретную цифру, — терпеть не могу вот эти «сколько есть», «сколько не жалко»...

— Понятия не имею! Придём в мастерскую, нам и скажут. Два штукана денег будет?

— Будет.

— Бери, я думаю, это как раз половина.

— Ладно, соберусь и припрусь.

— Давай, — Гаста отключился.

Я встал, сделал зарядку для дохликов, страдающих сколиозом, позавтракал, собрался, взял нужную сумму и двинул к Гасте.

Деньги у меня были, потому что я почти не тратил зарплаты с момента расхода с Марчелой. Половину отдавал родителям, а остальное — в щель голой перевёрнутой женщины. Покупал себе изредка что-то из одежды, и всё. Ну, может… да ничего мне больше и не надо было.

Дойдя до дурки и зайдя внутрь, я наткнулся в дверях на Марчелу.

— О… привет, а я вчера на тебя дрочил, — решил я сделать приятное своей бывшей девушке.

— Фуу, как это мерзко, — ответила она, даже не поздоровавшись. — К Гасте идёшь?

— К тебе, — зачем-то соврал я.

— А меня нет дома, — ответила Марчела.

— А, ну тогда я пошёл домой, пока! — всю оставшуюся жизнь бы её не видел.

— Как вчера дискотека? Познакомился с кем-нибудь?

— Ха, конечно! Мы с Гастой вчера всю дискотеку на пару оттрахали.

— Ух, какие грозные, — Марчела посмотрела на меня так, будто мне было тринадцать лет, а ей — тридцать пять. Хотя её взгляд был в этой ситуации справедлив.

— А то! Не пришла ты ночью, не пришла ты днём, думаешь, мы дрочим? Нет! Других ебём! — вряд ли я был похож на мачо с этой фразой, но мне очень хотелось испортить Марчеле настроение. — Замутил с тёлочками на два года вперёд.

— Про запас? — усмехнулась Марчела.

— Да, я мужик запасливый, — снова выдал я свою провальную фразу, которая никак не выходила у меня из головы.

— Ты отвратителен, — сказала Марчела, немного подумав.

— Это я, — сделал я лицо олигофрена и пошёл в сторону лифта, окончательно решив раз и навсегда забыть эту бесполезную фразу про запасливого мужика.

— Лифт не работает, — сказала Марчела мне в спину.

— Я проверю, — ответил я, не оборачиваясь, и добавил себе под нос: — Козья щель!

Она больше ничего не сказала и пошла, куда шла.

— Класс: здороваться мы не умеем, прощаться тоже не научились, — я подошёл к лифту и нажал на кнопку вызова. Он и правда не работал. — Вот западло! — произнёс я вслух и пошёл по лестнице, жалея, что Марчела ушла, а я даже не успел обвинить её в том, что это она, наверное, лифт и сломала.

На мусоропроводе второго этажа было написано ДОВРО ПОЖАЛОВАТЬ ВАД. Первоначальный смысл надписи терялся, потому что буква Б была мастерски исправлена на В, выдавали исправление только несколько линий в верхней части буквы, ну а ВАД — это уже затупил сам автор послания, не рассчитав расстояние между словами.

Эта граффитюля мне всегда напоминала школу. В кабинете русского языка и литературы у нас висели портреты классиков, под каждым портретом была цитата из творчества того классика, чей портрет был изображён. Под одним — «Так жизнь скучна, когда боренья нет…» — буква Б в слове «боренья» была аналогично исправлена на В. Не удивлюсь, если это дело рук одного и того же… Гасты, хе-хе-хе.

На пятом этаже под электрическим щитом я обратил внимание на смешную надпись ВАСЯ ПАНЧЕЛЮГА — ПИДОР В ЖОПУ ЁБАННЫЙ. Почему-то я не замечал её раньше. Может, она была сделана недавно?

Остальные надписи мне были знакомы, поэтому такого фурора, как предыдущая, они не произвели. Я дошёл до восьмого этажа, бегло перечитав свои самые любимые откровения, и постучал в дверь Гастиной комнаты.

— Дарова, ты чё так неровно дышишь? Заходи!

— Потому что люблю тебя, дура! — ответил я и выдохнул: — Фуууууу, лифт опять сломан.

— Вот западло! — отреагировал Гаста.

Я переступил через порог.

— Ты сам-то собрался?

— Нет ещё, — ответил Гаста и скрылся за стенкой.

— Ну ты и мудло! — громко произнёс я.

— Это я, — отреагировал Гаста из другой комнаты.

— Это тоже я, — подал я голос. — Подорвал меня рано утром, а сам ещё даже и не собрался.

— Привет, Автор, чего не раздеваешься? — ко мне вышла мама Гасты, она была в халате.

— Здрасьте, мама Гасты! — мне стало немного неудобно, оттого что я ругнулся при ней, я хихикнул. — А мы сейчас уходим.

— Как на улице?

— Да я особо и не успел понять, как там.

— А, точно, ты же через двадцать метров живёшь, — она залезла ногами в тапки, взяла со стола кастрюлю и вышла в коридор.

— Пока я к тебе поднимался, заметил новую ржачную надпись под щитком на пятом этаже, — решил приколоть я Гасте откровение про Васю.

— Какую? — Гаста вышел уже почти одетый.

— Вася Панчелюга — пидор в жопу ёбанный, — сказал я с улыбкой.

— Это старая надпись, — не удивился Гаста.

— Да? Я раньше её почему-то не видел. А кто такой Вася Панчелюга?

— Гена, ёпти.

— Гену Вася зовут? — новости лились одна за другой. Сначала Масёл умер, теперь выяснилось, что Гену зовут Вася.

— Ты чё, не знал?

— Неа. А почему Гена?

— Ты видел когда-нибудь, как он улыбается?

— Он ещё и улыбается? — мир сходил с ума.

— Раньше улыбался, — просветил Гаста, — улыбкой крокодила. А может, потому что он первый начал бахаться крокодилом, я уже и не помню.

— А кто это написал, не знаешь? — кивнул я, беря во внимание, что ноги прозвища Гены растут из крокодила.

— Я, — улыбнулся Гаста.

— Ха-ха-ха, зачем?

— Уу, это мы мелкие были, он тогда только начинал торчать, денег у меня занял и долго не возвращал, вот я и написал.

— А потом вернул?

— Да, не сразу, по частям, отдал еле-еле через год. Стартуем, я готов.

— Деньги взял? — спросил я.

— Взял. А ты?

— Взял. А фотик?

— А в ротик?

— Хочу! — я засмеялся.

— Вротиквротиквротик, в ротик я хочу, — начал Гаста.

— Вротиквротиквротик, в ротик я могу, — договорил я.

— Вротиквротиквротик, в ротик я люблю, — закончил Гаста.

Мы вышли из дурки.

— А куда мы идём, кстати? — я даже не знал, где можно сдать в ремонт фотоаппарат.

— Тут рядом, возле траходрома. Так, надо Ксюхану позвонить — договориться, где стык, — Гаста достал телефон и начал набирать Ксюхана.

Я шёл рядом и смотрел по сторонам. О чём говорил Гаста, я не слушал. Мои руки были в карманах джинсов. Одной рукой я сжимал свой наркофон в надежде почувствовать вибро, каждую минуту ожидая звонка от Елеанны, а другой я сжимал свой член, отчего он был слегка эрегирован.

— Ага, давай, — Гаста убрал телефон. — Чего приуныл?

— Я заметил, что стал материться от безделья. Мне помогает мат, — вдруг подумалось мне.

— В каком смысле?

— Сидишь ты на месте или идёшь, что-то делаешь, но молча, а рядом никого нет или есть. Ты что-то делаешь, а потом так тяжело вздыхаешь и в выдохе говоришь: «Оооойбляяяя».

— Ха-ха-ха-ха.

— Сразу ведь легче становится. Или не становится, но я чувствую себя уже чуточку лучше, потом зеваю и вслух так: «Ыыххйооооаныйыот».

— Хе-хе-хе.

— Короче, мне помогает. По-любому ты так же делаешь, просто за собой не замечаешь.

— Во ты гонишь, Автор. Это в тебе говорит что-то старческое. Ты — кряхчун, ёпто. Ха-ха-ха-ха.

— Это я.

— Это тоже я.

Мой член в это время ещё слегка увеличился в размерах, мешая ходьбе. Я приподнял его на двенадцать часов, и мне снова в голову пришло что-то из области ссыкливой фантастики.

— Гаста, я только что подумал о том, что мужики становятся импотентами от передрочения или перетрахивания, — с опаской произнёс я.

— Ёб твою мать, — Гаста засмеялся. — Автор, что за херня тебе в голову сегодня лезет?

— Что если нам при рождении даётся, допустим, миллион стояков…

— Да ну, — перебил меня Гаста, — миллион — мало, давай лучше два.

— Да хоть миллиард. Мы же дрочим…

— Да мы с тобой не только дрочим, мы ещё и со́сим, — снова перебил меня Гаста.

— Это я.

— Это тоже я. Ха-ха.

— Один оргазм — минус стояк. Понимаешь, о чём я?

— Да, — Гаста продолжал смеяться.

— И вот так мы дрочим, трахаемся, а количество стояков всё уменьшается и уменьшается. А если количество стояков уменьшается даже не после оргазма, а просто так — встал член, потом лёг — минус стояк? — произнеся это, я с ужасом сжал свой, пока ещё стоявший, хер.

— Ха-ха-ха, — продолжал смеяться Гаста, — приходит тип к врачу и говорит: «Доктор, у меня проблемы с эрекцией», а доктор срывается с места и, тыча пальцем на пациента, начинает орать: «Дрочила! Все посмотрите на дрочилу!» Ха-ха-ха.

— Ха-ха-ха, да-да. И такой: «Медсестра, иди зацени дрочилу!» — продолжил я.

— Ха-ха-ха. Потом в коридор, к очереди и продолжает: «Дрочила, смотрите, у меня в кабинете дрочила!»

— Ха-ха. Так что ты теперь думай, прежде чем захочешь бездумно подрочить, — завершил я свою мысль.

— Как скажешь, братик, хе-хе-хе.

Мы дошли до мастерской.

— Ща, пять сек, — Гаста быстро туда занырнул; почти сразу же — через минуту или раньше — вышел.

— Уже всё?

— Я сдал, через два часа вернёмся. Там вообще-то очередь, меня могли сбрить и сказать, чтоб я зашёл через две недели.

— Так это нам ещё повезло, что мы через два часа зайдём?

— Ага, нам повезло, что у меня тут свой чувак, который за пятихот сверху согласился посмотреть мой аппарат вне очереди.

— И что там сломалось?

— Через два часа вернёмся, он скажет. Двинули к Ксюхану, он уже ждёт.

— Может, я был слегка неосмотрителен, когда легко писанулся на его тему с контрольными? — засомневался я.

— И я о том же, — кивнул Гаста. — Ты ещё и за меня писанулся.

— Тебе-то свадьбу отщёлкать, пожрёшь там на халву и бухнёшь, а мне вот не известно ещё, что за контрольные делать придётся.

— Сам же замутил всё.

— Это я!

— Это ты! — кивнул Гаста.

Ксюхан был слегка помят после работы, но встретил нас стандартно: с бутылкой пивандрия в руках и коронной фразой.

— Здоровчаныч!

— Вздрочняныч! — отреагировал Гаста.

— Ха-ха-ха, — я, смеясь, пожал ему руку.

— Чё ты материшься? — повернулся он к Гасте.

— А чё, чё, слышь, пошёл на хуй! — сказал Гаста голосом, будто схватил себя за яйца.

— Ха-ха, защекан, лови факулю! Есть выпить?

— Ты ж сосёшь уже пивасик, — кивнул Гаста на бутыль.

— Шмурное — это хуйня! — невозмутимо ответил Ксюхан.

— Могу тебе плеснуть только виски из писки, — расщедрился Гаста.

— Нет уж, нет уж, ешьте пизду сами, она с волосами, — вежливо отказался Ксюхан.

— Господа, мне уже надоел ваш ацкей хуймор, давайте непосредственно к делу, — мне часто доводилось слушать их гон, иной раз уши вяли от этого бреда.

— Короче, Автор, — начал Ксюхан, шаря рукой по карманам, — так, блядь, у меня тут где-то была бумажка с темами…

— Надеюсь, там не квантовая физика, — проскулил я себе под нос.

— Так, сейчас, вот она, — он протянул мне свёрнутый вчетверо тетрадный листок в клеточку.

Я развернул его. Аккуратным красивым почерком отличницы там было написано: «Социология: что такое репрезентативность? Раскр…» Я пробежал глазами ниже: «Политология: Политические режимы…»

— Это всё?

— Да.

— Это чё, твой почерк, что ли? — я не мог поверить, что Ксюхан так пишет.

— Дай зазыпать, — листок выхватил Гаста, — ха-ха-ха, а цветными пастами тоже пользуешься?

— Ха-ха-ха, — я тоже заржал.

— Да это я училку попросил записать мне темы, ептить! — зло произнёс Ксюхан.

— Учителку, — хохотнул Гаста.

— Преподавалку, — озвучил я свой вариант.

— Вротберушкуижопопопрашайку, не один ли хер, как она называется! — Ксюхан выдернул листок у Гасты, посмотрел на него и протянул мне обратно. — Надо, чтобы была исписана тетрадка в двенадцать листов, сделаешь?

— На каждый предмет по тетрадке?

— Да.

— А никто не спалит, что почерк не твой?

— Похуй!

— Я испишу тебе две тетрадки, ты сдашь — и всё, больше ничего не надо будет?

— Ещё защита, нужно будет рассказать всё, что написано в тетрадке.

— Может, я на компе замучу, а ты перепишешь? Заодно, пока будешь переписывать, слегка воткнёшь и разовьёшь двигательную память, а то потом ещё предъявишь мне за почерк, — предложил я сделать всё иначе.

— ….

— А что, — не дав ничего сказать Ксюхану, я продолжил, — напечатанные нельзя сдавать, что ли? Всё равно же защита будет.

— Да там хуй победи, у кого-то можно, у кого-то — нет, — задумался Ксюхан.

— Здорово ты учишься, Ксюша, — влез Гаста, — ваще ни хуя не отдупляешь.

— Ты там не пизди вообще, фотограф! — огрызнулся Ксюхан. — Ну ладно, забей, сделай на компе, а я потом раздуплю и разрулю.

— Когда тебе это надо?

— В марте сессия, кажется… хуй знает.

— Ну ты и лоб! — снова засмеялся Гаста.

— А чё, вот мне надо помнить всякий хлам, — отбился Ксюхан, показывая Гасте фак.

— А чё не купишь готовые контрольные? — спросил я.

— А я собирался, руки не доходили, и нарисовался варик с тобой.

— Вернее, ты сам его нарисовал, — поправил я его.

— Хули нам, кабанам!

— Всё? — я посмотрел на Ксюхана.

— Нет, ещё свадьба!

— Это не ко мне, — я повернулся к Гасте.

— И не ко мне, — снова отозвался Гаста дебильным голосом и захихикал.

— Ты в пятницу трубишь? — спросил его Ксюхан.

— Да, моя смена.

— В пятницу, в одиннадцать утра надо быть у ЗАГСа.

— Ты мне вчера говорил, я помню.

— А чё говоришь, что трубишь? — возмутился Ксюхан.

— Очочо, слыш, пошол нахуй! — ещё дебильнее повторил Гаста. — Подменюсь, чё — вот чё, — он сунул средний палец Ксюхану прямо в нос.

— Фу, отвали!

— Раз всё, тогда погнали, — обратился я к Гасте. Их вычурный юмор мне уже порядком поднадоел.

— Ага, погнали, — кивнул Гаста.

— А вы куда сейчас? — Ксюхан опустошил бутылку и воткнул её в снег.

— Забирать фотоаппарат из ремонта.

— АаааааээЭЭЭЭ, — мощно отрыгнул Ксюхан, — ну давайте, короче, Автор, две недели тебе хватит?

— Да.

— А! Эта… ийк, — он громко икнул, — ой, бля, кто-то вспомнил — срать пошёл.

— Ха-ха-ха-ха, — мы с Гастой дружно заржали.

— В конце ещё надо будет список литературы замутить, — вспомнил Ксюхан, не обращая внимания на наш смех.

— Которой я пользовался?

— Да.

— Сделаю.

— Всё, бывайте, ихтиандры.

Мы разошлись с Ксюханом и двинули обратно в мастерскую за фотоаппаратом.

— Гони бабки, щенок! — вежливо попросил Гаста, когда мы пришли на место.

— На, — я достал сумму. — А если бы ты мне ещё в попу дал, я бы тебе сверху сотыгу накинул.

— Ой, — Гаста сменил тон, — да в попу я тебе бонусом дам, братушка, — он зашёл в мастерскую.

Я достал наркофон и посмотрел на дисплей: ни СМС, ни пропущенных вызовов зафиксировано не было. Через несколько минут вышел Гаста с фотоаппаратом в руках.

— Я, бляхо, человек-рентген.

— Видишь большие члены сквозь стены?

— Я оказался прав — был наёбнут затвор.

— Починили?

— Заменили.

— Так быстро?

— Я сам охуел. Подфартило.

— А по деньгам сколько получилось? Сдачи не осталось? — мне вдруг стало немного жаль свои деньги, и я был бы рад, если бы хоть немножко получилось вернуть обратно в щель перевёрнутой голой женщины.

— Ха, мне едва хватило!

— Значит, я тебе ещё должен?

— Забей, братан, я знал, что будет больше. Всё равно же мне потом пришлось бы фот нести в ремонт, — Гаста произнёс это с удовольствием, как мне показалось, — а так ты почти половину пробашлял. Ха-ха-ха!

— Ах ты, сукин крот и сукин бобр!

— Хе-хе, это я! — улыбался довольный Гаста.

— Ты здорово влип, мистер хрен! — погрозил я ему пальцем, изображая серьёзного мафиози, и закричал, толкая его в сугроб: — Верни мне мои деньги, сука! Люди, помогите! Меня грабят жулики!

— А, бля, тихо, ха-ха-ха, — захохотал Гаста, — сейчас снова понесём его в ремонт.

— Сейчас тебя понесём в ремонт! — я слепил комок из снега и кинул ему в спину.

Мы ещё немного прогулялись и разошлись по домам.

День клонился к вечеру, Елеанна не звонила. Несколько раз я порывался набрать её сам, но боялся, что покажусь настойчивым. Я слушал музло и больше ничего не делал, медленно засыпая и думая, что ещё один день моей жизни уходит в… в алебастр! Вспомнив старое выражение, я хихикнул.

«А я ведь снова не спас мир, не накормил всех голодающих и даже не помог бабушке перейти через дорогу», — удручённо пробубнил я, зевая. Получились едва различимые звуки.

Глубоким вечером в колонках зазвучали помехи, наркофон начал шевелиться на полке и петь песню в бля_миноре. Я быстро к нему подскочил и, увидев надпись на дисплее «Елеанна», сильно заволновался.

— Ололо, — сказал я пересохшим от волнения голосом в наркофон.

— Привет, это Елеанна.

— Да, да, я узнал. Привет!

— Не отвлекаю тебя?

— Меня? Да я вообще всегда не занят.

— Везёт тебе.

— Я ждал твоего звонка. Чем занималась весь день?

— Оо! Да так, маялась разной фигнёй, готовилась немножко к последнему экзамену: переписывала недостающие лекции, учила билеты.

— А когда последний экзамен?

— В среду.

— Уже скоро, — я совсем не знал, что ей сказать.

— Да, — наступила пауза.

— А завтра ты тоже будешь готовиться? — я боялся звать её гулять, потому что был не готов услышать отказ.

— Ты погулять хочешь?

— Да, было бы круто, уже подготовил ответы.

— Какие ответы? — не поняла девушка.

— На случай, если ты захочешь взять у меня… интервью, — напомнил я, еле сдержав себя от пошлости.

— Аааа, — она засмеялась, — ну можно, я думаю, только ненадолго.

— Конечно, давай, во сколько ты сможешь?

— Давай днём, где-нибудь в три, тебе нормально будет?

— Да.

— Хорошо. А где?

— Можно возле тебя.

— Ладно. Тогда созвонимся ещё завтра.

— Отлично.

— Пока.

— Пока, — я отключился и решил пересмотреть уже, казалось, утерянный смысл прожитого дня.

вс.

Наше первое свидание получилось ещё хуже, чем первый блин — гомом. Был сильный ветер, который в буквальном смысле сносил с ног. Мы оба замёрзли уже минут через двадцать с начала встречи. Но я всё же выяснил, что у неё нет парня, и от этого она мне стала нравиться ещё больше. Мне было жаль прерывать эту прогулку, особенно потому, что я понимал — погода в ближайшие дни вряд ли улучшится.

— А по гостям ты, конечно, не ходишь? — спросил я, когда мы уже прощались.

— Хожу, — вдруг отреагировала она.

— И что, сможешь прийти ко мне в гости?

— Смогу, — Елеанна улыбнулась.

— И у тебя точно нет парня? — решил я ещё раз уточнить.

— Нет! — твёрдо заявила девушка.

— А если я тебя изнасилую? — я не мог поверить в то, что услышал.

— Ты же не изнасиловал меня ночью, когда провожал домой.

— Так кто ж насилует зимой на улице? То ли дело в тепле, где члену комфортнее.

— Пошляк, — засмеялась Елеанна.

— Это я, — машинально отреагировал я.

— Если обещаешь не насиловать, я обещаю прийти к тебе завтра на чай, заодно взять интервью, — добавила она после небольшой паузы.

— Обещаю!

— Ты чем завтра будешь занят?

— Днём буду работать и готовиться к интервью, а вечером — ждать тебя в гости и давать интервью.

— Только встреть меня, я же не знаю, куда идти.

— Конечно, встречу.

Договорившись на завтра, мы попрощались, и я побежал домой.

пн.

Вечером следующего дня я был взволнован ещё сильнее, чем при знакомстве. У меня уже давно не было в гостях девушки, и перед приходом Елеанны я решил прибраться, хотя в этом не было особой необходимости.

А ещё мне постоянно казалось, что в моей комнате что-то не так. Я начал переставлять вещи с места на место, стал прикидывать, что и где будет выглядеть лучше, пока не ударился ногой об угол шкафа. Матернулся, потёр ушибленное место и плюнул на это дело, решив оставить всё как есть.

Я объяснил Елеанне, на каком автобусе можно доехать и где выйти, встретил её на остановке и привёл домой.

Родители были уже дома, и я попросил маму замутить нам чай.

Елеанна зашла ко мне в комнату, осмотрела её и села на кровать.

— Такая маленькая комната, — сказала она, глядя на цветы. — Ты разводишь фиалки?

— Мама, — сказал я. — Она любит цветы и всю квартиру заставила цветами; когда их стало некуда ставить, она некоторые перенесла ко мне. Тут не только фиалки.

— Красивые цветы, — Елеанна продолжала на них смотреть.

Я чуть было не ляпнул: «Забирай себе хоть все», потом подумал, что любоваться фиалками и разводить их — две большие разницы, и промолчал.

— А вот это что за чудо? — Елеанна подошла к самому экзотическому цветку в моей комнате.

— Это пахистахис жёлтый, — блеснул я знаниями. — Ха-ха, будто на кирпичном языке разговариваю, — попытался я пошутить.

— На каком языке? — Елеанна, похоже, ничего про него не знала.

— Да это так, детский прикол — солнечный и кирпичный языки. Когда я был мелким, лежал в больнице, там со мной в палате лежали несколько человек из интерната, вот они и болтали на кирпичном языке.

— Как это? — не понимала Елеанна.

— Ну типа, — я попытался вспомнить хоть одну фразу, которую когда-то знал в детстве; ничего не вспомнив, я решил просто с ней поздороваться на кирпичном. — Присивесет, Еселесе… асаннаса, — может, я не совсем правильно сказал, но она всё равно ничего про него не знала.

— Глупость какая-то. И в чём прикол? — Елеанна смотрела на меня, улыбаясь.

— После каждого слога надо ставить букву С и последнюю гласную этого слога, если я правильно запомнил.

— И как это можно выучить?

— Да сам не знаю. Кажется, в разных компаниях ставят разные буквы. Где-то П, где-то К, хрен их пойми, делать людям нечего. Те чуваки в больничке ещё напевали тупую песенку типа: «Чунга-чанга, в жопе динамит, чунга-чанга, он уже дымит».

— Ха-ха-ха, — засмеялась Елеанна. — А мы пели с другими словами: «Чунга-чанга, в жопе три гвоздя, чунга-чанга, вытащить нельзя», — напев песенку, девушка слегка покраснела.

— Хе-хе-хе, а у нас была ещё такая: «Расцветали яблони и груши, поплыли туманы над рекой. Выходила на берег Катюша и стреляла в солнце колбасой».

— Ха-ха-ха-ха, — девушка засмеялась ещё громче.

Мы болтали обо всём подряд, Елеанна рассказывала мне про свою учёбу, я слушал с нескрываемым интересом, но если бы она попросила меня повторить то, что она только что рассказала, я бы и слова не смог вспомнить.

— А как ты поступила в такой крутой универ, там ведь сумасшедший конкурс? — мне было и правда любопытно это узнать.

— Готовилась и поступила, — пожала Елеанна плечами. — Повезло.

— Туда, наверное, принимают только одних медалистов и мажоров.

— Мажоров — да, а медалисты там тоже на платном учатся. Сейчас вообще медали почти никакой роли не играют при поступлении в вузы.

— С дипломом этого универа все выпускники нарасхват, наверное, — прикинул я статус вуза.

— Не знаю, я пока только на втором курсе и то — уже хвост один есть. Тем более я ведь учусь на филолога.

— И что, это плохо?

— А кем работать?

— Не знаю.

— Вот и я не знаю. Филолог — это как философ, хрен знает, кем работать.

— Наверное, можно в школе преподавать, — прикинул я.

— Пф, — фыркнула девушка, — вот ещё!

— А зачем ты тогда поступала на филолога?

— Родители посоветовали.

— Родочки-то хоть гордятся, что ты сюда поступила?

— Конечно, это же родительский понт! — воскликнула Елеанна.

— В смысле?

— Ты никогда не задумывался о том, что родители отправляют своих детей учиться куда покруче, чтобы потом перед другими родителями повыделываться, типа: «А где ваш сын учится?» — «Наш — в ТЖТУ». — «Ууууу». — «А где ваша дочь?» — «А наша — в УГМ». — «Ооооо», — изобразила девушка две семейные пары из разных социальных классов.

— Ха, нет, не задумывался, — её мысль мне показалась отчасти правильной.

— А я задумывалась. А ты сам-то что закончил?

— Я? Ээ… три класса церковно-приходской школы, — соврал я, решив, что после последней мысли девушки моё образование будет звучать смешнее самой смешной шутки в мире.

— Да ладно, чё ты врёшь! — не поверила девушка.

— Ну, что-то там закончил, но не универ. Одним словом, похвастаться нечем, — уклончиво ответил я.

— Почему?

— Что — почему?

— Почему не закончил универ?

— А я сначала не поступил. А потом у меня не было условий — это раз, два — я не могу летать в облаках и слушать всякую шнягу, три — я не усидчивый.

— Так, давай с конца, при чём здесь усидчивость? — не поняла Елеанна.

— Всем ведь известно, что ты за диплом вышки пять лет занимаешься фигнёй. Ты пишешь курсачи, сдаёшь зачёты и экзамены по таким дисциплинам, которые тебе не пригодятся в жизни и даже, к примеру, в твоей профессии. Общее развитие, это понятно, но по большому счёту это даже для общего развития бесполезный фарш и шило. И при устройстве на работу, когда видят твой диплом о высшем образовании, обменянный на пять лет бестолковых занятий, отмечают, что ты усидчивая и можешь долго заниматься каким-нибудь бесполезным говном.

— Ха-ха-ха, — засмеялась Елеанна, — вот это цепь рассуждений, первый раз такое слышу. А при чём тут облака?

— В любом учебном заведении преподаватели любят ссать в уши наивным студентам. Втирать, какие они особенные, что вот-вот скоро получат дипломы и выйдут на производство. Что они все такие востребованные специалисты, обалдеть можно. И работодатели будто ждут не дождутся, когда же к ним наконец придут эти замечательные выпускники.

— И что не так?

— Не так то, что студенты чересчур начинают верить в себя. Это не плохо, но мне кажется, благодаря таким наставлениям и воодушевлённым речам про то, что весь мир у ваших ног, особо впечатлительные новоиспечённые дипломированные специалисты себя переоценивают и воспринимают реальность не такой, какая она есть. Молодёжь выпускается в двадцать два — двадцать три года, но по развитию и поведению они как школьники, только им уже можно тусить на полную катушку и родочки не отругают. А когда они пытаются устроиться на работу, то выясняется, что за просто так никто не хочет платить большие бабки и что в жизни всё совсем не так, как рассказывали на парах. Многие вообще соскакивают с работы, поясняя, что не хотят горбатиться за мизерную зп. В итоге кто-то перегорает и не может повзрослеть, продолжая витать в тех самых облаках, куда их поместили вузовские преподы, которые, к слову, сами в своё время не успели повзрослеть.

Я закончил, в комнате наступила тишина, которую спустя несколько секунд нарушила Елеанна.

— Это не про меня.

— Хе-хе-хе, ну и замечательно.

Проводив её домой, я спросил, когда мы увидимся в следующий раз, она сказала, что завтра будет весь день готовиться к экзамену, в среду утром сдавать и, если сдаст, скорее всего, вечером мы сможем увидеться.

вт.

Во вторник после работы я решил последовать примеру Елеанны и тоже заняться учёбой, только не своей, а Ксюхана. Естественно, я не собирался идти в библиотеку, я залез в интернет, не понимая, почему Ксюхан сам не мог это сделать. Но, с другой стороны, он на то и Ксюхан, что умеет только бухать, бычить и рожи бить.

Я посмотрел внимательно на вопросы в контрольных.

Социология

1.Что такое репрезентативность?

2.Раскройте содержание понятий «гражданское общество» и «правовое государство».

3.Что представляет собой социальная мобильность?

Политология

Политические режимы: тоталитаризм, авторитаризм, демократия.

Что-то из этого я проходил в школе на уроках обществознания и истории, но Ксюхан — понятно, он в это время болел. Я не видел ничего сложного в этих контрольных работах и считал, что такому образованию — грош цена.

Возмущаться прилюдно против таких дипломов и озвучивать свою позицию в голос я не собирался, во-первых — пустое, только время тратить, а если иметь в виду Ксюхана, он всё равно этим дипломом воспользуется не по назначению, пусть получает. В том, что он его получит, я даже не сомневался.

Найдя за несколько минут все ответы и список литературы, я бегло всё прочитал, попутно кое-что вспомнив, а что-то узнав новое, распечатал контрольные и сложил их в папку, решив отдать Ксюхану уже на этих выходных его пятёрку. Ха-ха, если бы я защищался, по-любому была бы пятёрка.

Вечером я написал Елеанне СМС с пожеланиями удачи на экзамене.

ср.

Весь день я переживал за Елеанну, надеясь, что она хорошо сдаст последний экзамен и мы вечером увидимся. Возле трёх она позвонила и похвасталась:

— Поздравляй меня! Я сдала на четыре!

— Поздравляю! А почему не на пять?

— Да, ага, у этого препода попробуй ещё на четыре сдай!

— Поздравляю! — ещё раз повторил я.

— Спасибо!

— И это значит, что мы сегодня увидимся? — спросил я с любопытством.

— А пошли гулять, — вдруг предложила Елеанна. — Сегодня так классно на улице.

— Я могу позвать Гасту, — зачем-то ляпнул я, — заодно познакомитесь.

— Зови. А то в прошлый раз он был не совсем адекватным.

— Сегодня будет трезвым, — засмеялся я в трубку.

Гаста сегодня был вых и с радостью согласился пойти погулять, даже взял с собой отремонтированный фотик с целью сделать несколько ярких кадров на память об этом замечательном времяпрепровождении.

Мы гуляли втроём по зимнему вечернему парку, Гаста фотографировал нас с Елеанной. Мы позировали ему, как умели, кривлялись, кидались снегом и веселились.

— Слушайте, я анекдот вспомнил про торчка. Гаста, иди сюда, — начал я. — Стоит наркоман, забивает косяк…

— Ааааааха-ха-ха-ха-ха-ха, — наигранно громко заржал Гаста. — Наркоман стоит… Ха-ха-ха…

— Ну хорош, — сказал я, улыбнувшись. — Короче! Стоит наркоман, забивает косяк…

— Аааааааа!!! Забивает!!! Ха-ха-ха, — перебила уже Елеанна, также начиная наигранно гоготать.

— Ха-ха-ха-ха, — раздался мне прямо в ухо гомерический гогот Гасты.

— Ну что за вафли сад? — я тоже слегка хихикнул.

— Давай, рассказывай, — подбодрил Гаста.

— В общем, стоит наркоман, — начал я в третий раз, — забивает косяк… Ааааааааааааа!!!! Косяяяяк!!!! — не выдержал я и заорал, пока меня никто не успел перебить. — Ха-ха-ха.

— Ха-ха-ха.

— Ха-ха-ха.

— Опа, стоять, — Гаста преградил нам путь рукой, — машина.

Мимо нас проехал мусоровоз, к которому сзади прицепились несколько мальчишек.

— Эх, цепон цепоныч, — тяжело вздохнул Гаста.

— Это что, ностальгия по детству? — улыбнулась Елеанна.

— Да, мы в детстве часто цепонились. У нас для этого была специальная обувь и стратегия. Караулили машины возле мусорки, чтоб нас не было видно. Хе-хе.

— С Автором? — Елеанна посмотрела на меня.

— Не, — я мотнул головой, — мы тогда ещё были не знакомы.

— У меня был одноклассник Чиканэ — отчаянный экстремал, — продолжил Гаста. — Гонял и стоя, и на кортах. Гений акробатики, хе-хе, виртуоз.

— Это который откис? — уточнил я.

— Да.

— Почему Чиканэ и почему откис? — спросила Елеанна.

— Когда кто-то чудил, задавал вопросы, которые Чиканэ казались нелепыми, или просто нёс фигню, Чиканэ всегда говорил, будто кого-то изображая: «Чиканэ, что ли?» Потому и Чиканэ, — пояснил Гаста.

— И что с ним случилось?

— Угадай.

— Попал под машину? — осторожно произнесла девушка.

— Да. Только не когда мы цепонились. У нас была огромная горка недалеко от дома, и мы в тот день намутили огромный обледеневший ковёр. Набрали ещё разных чуваков и гоняли на нём с горки всей толпой. А внизу горки была автомобильная дорога. Потом мы начали соревноваться в одиночном катании — кто проедет на ковре дальше всех. То есть проедет через дорогу и выкатится на лужайку, которая зимой, конечно, совсем не лужайка. И когда ехал Чиканэ, так вышло, что он залетел прямо под задние колёса грузовика.

— Кошмар… — ужаснулась Елеанна.

— Ага, — закончил Гаста.

— Я помню этот случай, я тогда был совсем мелким. Я тоже в тот день был на горке, только ушёл домой раньше, чем это произошло, — сказал я. — После этого случая внизу горки поставили ограду, чтобы больше никто не выезжал на дорогу.

— Да-да, — кивнул Гаста, — у меня на ноге шрам от этой ограды. Я как-то весьма нехило влетел в неё коленом спустя год после гибели Чиканэ.

— Зато не под машину, — подметила Елеанна.

— Согласен.

Мы побродили по парку ещё около часа и проводили Елеанну до общежития. Я отошёл с ней попрощаться.

— А что ты делаешь завтра?

— С тобой гуляю, — улыбнулась Елеанна.

— Хе-хе, — я не знал, что сказать, и глупо хихикнул.

— С утра я хочу сходить в деканат и взять направление на пересдачу экзамена, потом подучу немного билеты, потом можно погулять недолго, если ты хочешь, а потом я снова пойду учить билеты.

— Конечно, хочу! Ну чтоб я не отвлекал только, а то я не хочу тебе мешать учиться, — ответил я, стараясь показать, что я всеми руками и ногами за получение образования.

— Я всё равно сделаю перерыв, так что всё нормально, — улыбнулась девушка.

— Хорошо, — я тоже улыбнулся, — ну тогда до завтра, пока, — я неуверенно подался чуть вперёд.

— Пока, — Елеанна так же неуверенно приблизилась ко мне, и мы скромно поцеловались после небольшой паузы.

Представив, как это всё выглядело со стороны, я хихикнул — будто клювами стукнулись. Елеанна тоже улыбнулась.

— Давай закрепим, — сказал я.

— Давай, — засмеялась девушка.

На этот раз я поцеловал её увереннее.

— Вот теперь — пока! — сказал я.

— Пока, — Елеанна не переставала улыбаться.

Я махнул ей рукой и пошёл к Гасте. Весь оставшийся вечер я думал только о Елеанне.

чт.

Я подошёл к её общежитию вечером, было прохладно, и мы решили прогуляться, не отходя далеко от корпуса. Она рассказывала про своих соседок, что-то там ещё; я рассказал, как у меня дела на работе — никак. Вскоре мы разошлись. Елеанна поцеловала меня и пошла готовиться к завтрашней пересдаче.

пт.

Был конец недели, Гаста свалил на свадьбу, я тупил на работе и надеялся, что Елеанна удачно сдаст долг, чтобы мы смогли наконец подольше проводить время вместе. Хотелось начать подольше проводить время вместе уже на этих выходных. Мне нравилось видеться с ней каждый день, и я потихоньку к ней привыкал. Думаю, она тоже ко мне привыкала, потому что часто она сама первая звонила или писала.

В середине дня на мой наркофон пришло убийственное сообщение «не сдала…». Я посочувствовал ей, она сказала, что будет пытаться сдать в следующий понедельник, и для меня это означало, что в выходные я с ней не увижусь. Очень хотелось ей написать, что не надо было хамить преподавателю, хотя я не знал всю проблему её «не сдала» и всё могло оказаться совсем не так, как я думал.

Было глупо и эгоистично звать её гулять сегодня, хотя, может, разгрузка в виде прогулки ей бы не помешала. А может, наоборот — она помешала в день перед сдачей долга.

Я не знал, что написать, я хотел написать или позвонить, но не знал, что ей сказать, кроме своей нудятины про преподавателя. Поддержать если только, типа — да ты сдашь, всё будет круто и ля-ля, ля-ля, ля-ля. Не парься, никто тебя не отчислит, таких красивых девочек не отчисляют…

Мой наркофон оповестил меня о новом сообщении. Я взял потёртую трубку в руки, СМС было от Елеанны. На белом фоне экрана было написано: «Приходи завтра в гости».

тяжёлые элементы

С утра я перерыл свой гардероб в поисках красивых вещей, но ничего не нашёл. Затем подумал, что надо прийти с цветами, затем стал думать, у кого можно пшикнуться духами покруче, затем опомнился, пришёл в себя и не стал превращать обычный поход в место обитания девушки в церемонию вручения премии «Почётный гость общежития».

Елеанна сказала, что днём пойдёт с подружкой по магазинам — покупать ей сапоги — и позвонит, как вернётся. Ориентировочно гости намечались на вечер.

Только я подумал про ранний вечер и этим самым усложнил себе жизнь. Начиная с пяти часов я ждал от неё звонка, сидя на потолке. Я хотел зайти к ней, потусить в общаге немножко, затем пойти в «Мародёр» вместе с Елеанной хотя бы ненадолго, чтобы она разгрузилась от сложной недели, и попутно закинуть Ксюхану контрольные. Отморозив этим планом Гасту, который тоже собирался в клуб и думал, что мы, как всегда, пойдём вместе, я обломался сам — Елеанна отказалась идти в клуб, сказав, что хочет ещё лучше подготовиться к сдаче долга.

Мы договорились с Гастой, что я вызвоню его, когда буду возле дискотеки, и он дёрнет Ксюхана.

Елеанна не звонила. Я перешёл из одного угла потолка в другой и позвонил сам. Она сказала, что они только вышли в пять и ещё не знают, когда вернутся. Я отключился, ругнулся и сменил угол.

Ближе к восьми я начал нервничать и думать, что на хер мне это всё не надо. Я почти уже взял курс на «Мародёр». Оставалось только решить — тусить там до ночи или скинуть контрольные Ксюхану, а потом зарулить к Елеанне. Не до конца решив, что делать, я слез с потолка и начал одеваться. Наконец, в начале девятого, мой наркофон стал распеваться и взял ноту «си».

— Ололо, — ответил я.

— Я пришла, ты готов?

— Готов, — сказал я и добавил: — Идти в клуб.

— Мы же договаривались на сегодня.

— Да, только ты весь день где-то шлялась, я устал ждать и изменил планы.

— Ну ладно, как хочешь, — равнодушно сказала Елеанна.

— Эй, погоди, хочу! — сразу отреагировал я, отмечая про себя, что будет не лишним почитать на досуге методичку «Как набивать себе цену». — Мне нужно кое-что передать, потом сразу к тебе, — скоординировал я ход дальнейших действий, решив всё же сначала скинуть контрольные.

— Хорошо, тогда учти, что у нас гостей в общагу пускают только до девяти, — Елеанна меня здорово обрадовала, сообщив эту новость за сорок пять минут до точки экстремума.

— Ты издеваешься надо мной? — такого поворота событий я не ожидал. — Я приду не раньше половины десятого. Чего ж ты сама в таком случае так долго тупила?

— Да успокойся ты, — Елеанна говорила расслабленным голосом, — сегодня дежурит мой знакомый охранник, я договорюсь с ним, чтоб он тебя пропустил, паспорт только не забудь.

— А зачем ты меня так пугаешь?

— Чтобы ты поторопился.

— Уже выхожу.

— Как дойдёшь — позвони, я тебя встречу.

— Хорошо, жди.

Мне не надо было собираться, я был уже одет и готов к старту. Взяв паспорт, я пулей выскочил из подъезда и быстрым шагом направился к остановке. Впереди маячило белое пятнышко, подойдя ближе, я понял, что это собака. Подойдя ещё ближе, я понял, что это Чокнутая Псина.

— Благослови меня, мотец Алекнасдр, — произнёс я вслух и тут же оглох от бесполезного и громкого гавканья.

Собака цепляла меня за штанину, отскакивала, затем снова бежала мне под ноги. Я шёл быстрым шагом, стараясь не обращать на неё внимания, изредка дёргая ногой и замахиваясь на собаку со словами: «Щас как…» Ещё метров через двадцать Псина отстала.

Я подошёл к «Мародёру» и позвонил Гасте.

— Эй, ну чего, свисти Ксюхану в дупел и сам выходи.

— Давай, сейчас выйдем.

В очередной раз я выделялся из всей массы, которая потихоньку скапливалась у здания. На этот раз вокруг меня были взрослые люди, которые шли, видимо, в ресторан или бар, — вечеринки обычно начинались позже, и вся загульная молодёжь подходила к началу пати, а то и к середине.

В руках у меня была прозрачная папочка с контрольными для Ксюхана. Учитывая, что следующая моя остановка — университетское общежитие, чувствовал я себя прилежным ботаником, не хватало только очков.

Я стал про себя проговаривать стишок: «Очкарик в жопе шарик пошёл играть в футбол, очки ему разбили, сказали — это гол. Очкарик в попе нарик пошёл играть в отсос, очки ему сломали, сказали — это нос. Очкарик в попе голубой шарик пошёл играть в дупло, очко ему порвали, сказали — хорошо. Очкарик в жопе шарик пошёл играть в хоккей, очко ему порвали…»

— Дарова, — первым вышел Гаста.

— ...теперь он храбрый гей, — договорил я вслух и засмеялся.

— Ой, братик, это же я, — засмущался Гаста. — Чего так рано? Уже сходил в гости?

— Нет, вот сейчас пойду.

— Здоровчаныч, — на улицу вышел Ксюхан.

— Привет, — я посмотрел на его лицо, оно было сильно опухшим. — Хо-хо, Ксюхан, это кто тебе так щи разогрел? — у меня даже не получалось представить человека, который мог так набить лицо Ксюхану, ведь он был тоже немаленький. Хотелось похохотать, но, если бы я решился на этот шаг, легко мог прийти к Елеанне таким же «красивым».

— Не нюхай, — резко ответил Ксюхан, — это всё приходящее и уходящее.

— Как скажешь, — я решил перейти сразу к делу. — На вот, держи свои репрезентативно-мобильные политические режимы, да я потопал, — сказал я, протягивая Ксюхану папку с распечатанными контрольными.

— Чего? — Ксюхан взял её, раскрыл и начал доставать листки. — Ты где таких словей нахватался?

— Да ептить, твои же контрольные, сам ведь мне темы дал, — мне показалось, сейчас все так учатся, не понимая, для чего, и самое главное — абсолютно не понимая, что надо делать, чтобы выучиться.

— Аааа, — Ксюхану, похоже, не только дурь выбили, но и остатки интеллекта, если таковые вообще имелись.

— Остатки — сладки, — договорил я свою мысль вслух. Почему-то только сейчас, наблюдая, как он пытается внимательно изучать контрольные, мне стало интересно, на кого он учится.

— Чё? — Ксюхан снова ничего не понял.

— Ксюша, не думай, тебе сейчас нельзя напрягаться, — влез Гаста — У Автора бывает иногда: половина мысли про себя, половина мысли вслух.

— Ксюх, а ты на кого учишься? — я не смог сдержать любопытство.

— Да хуй знает, не помню, — Ксюхан продолжал внимательно изучать листки формата А-четыре, — что-то типа там…

— А зачем тебе высшее образование? — я продолжал доставать его вопросами.

— Пусть будет, чё, — Ксюхан посмотрел на меня.

— Да, — я посмотрел на него, — как ты всё это время работал охранником без вышки?

— Ха-ха-ха, — заржал Гаста.

— Чё ты ржёшь, неуч? — Ксюхан повернулся к Гасте и сам стал смеяться. — В жизни всё пригодится.

— В работе охранника — особенно, — подытожил Гаста. — Ну чё, мы повалили, а то холодно стоять.

— Давайте, я тоже погнал. Ну что, Ксюх, в расчёте, круто всё?

— Да, от души, Автор! — Ксюхан пожал мне руку. — Ещё бы выучить это всё, чтобы защититься. Давай, заходи, не стесняйся, — добавил он и побежал работать.

— Ща, я с любовником чмокнусь на прощание и догоню, — сказал Гаста Ксюхану.

— Ты хотел сказать «чпокнусь», — поправил я.

— О да, милый, сделаем это прямо на улице, — Гаста начал натирать себе между ног, будто у него там была пизда.

— Педики! — кинул на прощание палку Ксюхан и зашёл в помещение.

— А что у него с лицом? — спросил я Гасту. — Такая страшная хуетация под глазом...

— Оо, братан, эта история абсурдна только на первый взгляд. Пойдём поближе ко входу, там потеплее, я тебе в двух словах расскажу, что за пидерсию устроил вчера Ксюша.

Мы подошли к крыльцу.

— Пошёл я вчера на свадьбу к Эле, — начал Гаста, доставая сигарету и закуривая.

— Эля — которая дура? — спросил я.

— Да.

— Так это его сестру зовут Эля?

— Да, — сказал Гаста и засмеялся.

— Эля — дура, — изображая отрыжку, произнёс я. — Это ему на свадьбе, что ли, в щи, прилетело?

— Ты слушай, — продолжил Гаста. — Свидетелями у жениха и невесты были Талия и Пузо.

— Я их не знаю, — сказал я.

— Завидую, а Ксюхан Талию терпеть не может и при каждом удобном случае на неё срёт.

— Не дала, что ли, когда-то?

— Хуй знает. Короче, когда все поздравляли молодожёнов, радовались, Ксюхан матерился на Талию и плевался всё время, а когда мы пришли в столовую, он минут за десять накидался до потери пульса…

— Он хоть на свадьбе своей сестрички не отмочил свой коронный номер? — спросил я, не удивляясь, что Ксюхан нажрался за каких-то десять минут. Я прекрасно знал, что он пьёт всё, что горит.

— Отмочил, конечно.

— Ха-ха-ха, — я стал громко хохотать, не понимая, насколько нужно быть свиньёй, чтобы никого не стесняться. — А как отреагировали присутствующие?

— Да там вроде толком-то никто и не понял, что это было, только Эля его попросила так больше не делать, но это, наверное, я один заметил, — рассказывал Гаста. — Я фотографировал этот отстой и тухляк, материл тебя и каждые пять минут смотрел на часы.

— А народа много было?

— Да так, человек тридцать: родственники и несколько друзей.

— Давай дальше.

— Даю, брат! И в попу тебе даю!

— Это я! Хе-хе.

— Это тоже я! И вот, когда Талия начала произносить четвёртый или пятый тост за молодых, Ксюхан больше не выдержал, встал и через стол ей с ноги каааааак уебал…

— Ха-ха-ха, — я чуть не задохнулся от хохота, представляя эту невероятную картину. — Ты гонишь! — хотя я знал, что Гаста не выдумывает, но в таких ситуациях всегда полагалось сказать что-то подобное.

— Отвечаю, тварью буду, не пизжу, в натуре, — Гаста также отдал дань пацанскому гэгу.

— И что, попал, что ли?

— Попал! — Гаста тоже засмеялся. — Затем он попытался размахнуться и заехать ещё разулю, но вовремя подоспел Пузо — чувак Талии, он в два счёта обработал Ксюхана и уложил его на пол. Начался кипиш, туда-сюда, все носятся, я помог ему подняться…

— Ты хоть сфотографировал этот махач? — спросил я, продолжая смеяться.

— Нет, не успел, всё было очень быстро, да и прикинь — махач, а я на телефон снимаю, как из моего друга выбивают последние бонусы.

— На фотик, без палева, ты же там фотографом был.

— Ага, после этой съёмки фотик бы не подлежал ремонту, — хихикнул Гаста.

— А я думал, что это он в клубе подрался с кем-то. А этот Пузо такой здоровый, что ли, или просто Ксюхан был сильно бухой, что не смог ответить? Или он ему тоже успел насовать?

— Нет, не смог. Пузо — то ли мореман, то ли десантник. Солдафон, одним словом, здоровый, сука! — описал Гаста его психологический портрет. — Я помог Ксюхану подняться, увёл его в туалет, он умылся, вроде как даже слегка протрезвел, я ему говорю: «Ты чё вытворяешь? Не порть людям праздник, успокойся». Он кивнул, сказал, что всё нормас, проехали. Мы подходим снова к столу, я говорю, что Ксюша уже успокоился, Ксюхан тоже извиняется, потом так немного тупит, стоит, смотрит куда-то, затем хватает нож со стола и бросается на Пузо.

— Ха-ха-ха! — продолжал я хохотать, у меня уже слезились глаза.

— Я уже думаю — на хуй, на хуй, пусть сами разбираются, ещё не хватало от этого пьяного дурака пикой получить.

— Жиганской, — добавил я.

— Ага, уж лучше в жопу раз, чем пику в глаз, — хохотнул Гаста. — Ну там столовый нож был, но у Ксюхана силёнок хватит и им расчленить человека.

— Столовый нож — почти заточка.

— Да, и я решил просто наблюдать: Ксюхан стал махать ножом перед Пузом, тот что-то такое замутил непонятное, я даже ничего не понял, а потом Ксюхан снова оказывается на полу и уже без ножа. Остальные бросились его успокаивать. Он ещё немного побузил, побурагозил, получил несколько ударов точно в дыню, а потом попросил жареной водички, погремел стаканами, походил немножко на бровях и задрых прямо на стульях.

— Это как?

— Да в ряд несколько стульев поставил и развалился на них. Я ещё полчаса пофоткал, потом сказал, что моё время закончилось, и свалил домой, прихватив несколько мерзавчиков, тем более там был ещё оператор. Вот он, кстати, точно всё снял, но хрен мы посмотрим эту запись.

— Хе-хе, жарщик со стажем, ёпти, — охарактеризовал я своего друга, пытаясь представить себе габариты Пуза и свадебный переполох в самых ярких красках. — Эх, а какой видос бы получился!

— Базаришь, не то слово! Премия свадебного фестиваля за лучший акробатический номер, ёба!

— Хе-хе. Да, что называется, такое нарочно не придумаешь. Ну лан, я погнал и так уже опаздываю.

— Удачи, братик.

— И не бухай, скотина такая, — я шлёпнул Гасту по щеке.

— Хе-хе-хе.

Я очень быстро долетел до общежития, сильно вспотев. Настроение было отличное, я расстегнул куртку, прошёлся вперёд-назад, восстановил дыхание и набрал Елеанну.

— Пришёл уже? — раздалось в трубке вместо «алло».

— Да, на месте.

— Быстро ты, я сейчас спущусь.

Я зашёл внутрь, поздоровался с охранником, он внимательно изучил мой паспорт и произнёс: «До одиннадцати», затем записал номер комнаты на тонкой полоске бумаги, вложил её в мой паспорт и положил его себе на стол.

Мы прошли глубже в здание, Елеанна вызвала лифт.

— Что-то охранник подозрительно хорошо к тебе относится, раз разрешает приходить поздно и приводить гостей поздно, — сказал я, когда мы зашли в кабину. — У вас с ним случайно ничего нет?

— Ребёнок общий, — ответила Елеанна и нажала на цифру «четыре», затем увидела, как начало искажаться моё лицо, улыбнулась и добавила: — Ну что за чушь? Что у меня с ним может быть?

— Откуда я знаю? — после шутки про ребёнка меня по децелам охватил мандраж.

— Ты ревнуешь?

— Да.

— Сам подумай, если бы у меня с ним что-то было, даже если бы я и хотела тебя пригласить к себе в гости, всяко не в его смену, потому что он бы тебя не пропустил.

— Ха, — я улыбнулся. — С кем ты живёшь?

— С хорошими девочками.

— Они знают, что я приду?

— Да, я предупредила.

Мы зашли в комнату. Там находились три девушки: две сидели у монитора и смотрели какое-то кино, третья что-то писала в тетрадку.

В комнате было четыре кровати и четыре стола. Ещё была перегородка, которая делила комнату на две части: поменьше — возле двери, где все раздевались, стоял кухонный стол и холодильник — и побольше, где жили студентки и стояли столы с кроватями. Ещё был шкаф, который и являлся той самой перегородкой.

— Это Автор, — представила меня Елеанна своим сожительницам.

— Привет, — поздоровался я со всеми.

— Это Negfzgbplf, — показала Елеанна на первую девушку у монитора.

— Привет, — отозвалась та.

— Очень приятно, — сказал я.

— Это Rjyxtyyfzik.[f, — представила Елеанна вторую девушку у монитора.

— Хай, — она подняла руку.

— Очень приятно, — ещё раз сказал я.

— Ну и наконец — Ehjlkbdfz;f,f, — познакомила она меня с третьей соседкой, которая, по всей видимости, делала уроки.

— Здравствуйте, — ответила она, быстро скользнула по мне взглядом и дальше уткнулась в тетрадку.

— Очень приятно, — в третий раз сказал я и понял, что уже забыл их имена.

— Ну что, чай? — спросила меня Елеанна.

— Нет, спасибо, — я слегка растерялся, один в компании такого количества девушек я уже давно не был, если вообще когда-то был.

— Ну тогда садись, вот моя кровать, — Елеанна бросила туда телефон.

— Хорошо, — я осторожно прошёл к кровати и аккуратно сел на неё, стараясь не помять покрывало.

— Ну что ты такой скромный-то? — Елеанна подошла ко мне и толкнула меня в плечо.

— Могу песню спеть, — сказал я, смущённо улыбаясь, — давай гармонь.

— Сам гармонь! — засмеялась девушка.

— Ха-ха.

— Чем будем заниматься?

— Ээээ, — я ничего не мог придумать, я просто хотел побыть с Елеанной, подержать её за руку, обнять. — Давай тоже что-нибудь посмотрим.

— Давай, — легко согласилась девушка и развернула свой ноутбук экраном к нам, — что будем смотреть?

— Мультик, — сказал я первое, что пришло в голову. — Мне всё равно, я хочу с тобой побыть, — признался я.

— Ладно, — Елеанна улыбнулась, — у меня есть один прикольный.

— Включай, — я устроился поудобней.

Мы стали смотреть мультик. Никогда раньше не мог подумать, что в одной комнате можно смотреть два разных фильма. Причём ни мы им, ни они нам не мешали. Только иногда их соседка, которая занималась учёбой, обращалась к двум другим студенткам: «Можно потише?» — когда те начинали громко смеяться, но я думаю, она это вставляла не из-за того, что ей мешали делать уроки, а просто чтобы напомнить о себе.

Я прижался к Елеанне и взял её за руку, мы легонько гладили друг друга, это мне доставляло огромное удовольствие. Постепенно мне в голову стала приходить мысль, что мне сильно не хватает таких спокойных вечеров с девушкой.

Я даже не смотрел в экран, а наслаждался этими минутами, не думая больше ни о чём.

Через полчаса выяснилось, что я не единственный гость, которого ждали в этой комнате сегодняшним вечером. С огромным шумом в комнату ввалилась подвыпившая компания студентов из этого же общежития. Их было восемь человек: четыре парня и столько же девушек, они вели себя очень шумно, зашли с алкоголем и закуской. Одним словом, вечер был испорчен. Я напрягся, Елеанна это заметила.

— Не обращай внимания, это к Rjyxtyyjqik.[t пришли.

— Как скажешь, — я попытался расслабиться и погрузиться в мультфильм.

Не получилось. Эта куча уродов шумела, смеялась, шелестела упаковками от закуси и гремела тарой. Кто-то начал курить в форточку.

— Разве в комнатах можно курить? — спросил я у Елеанны недовольным голосом.

— Нет, за это штраф, ну они же в форточку, потом проветрят.

— А если спалят, штрафуют только того, кто курил?

— Когда как, последний раз всю комнату оштрафовали, сказали, если ещё раз такое повторится, выселят, — ответила Елеанна.

— Делай выводы, — пронудил я.

Прекратив смотреть мультик, я стал слушать, о чём они говорили. Я чувствовал себя старпёром. При небольшой разнице в возрасте — полагаю, им всем было от восемнадцати до двадцати — они мне явно уступали в уровне ай-кью.

Меня отвращала даже не их речь, состоявшая в основном из мата и слов-паразитов, а гнилые темы. Они говорили о редкостном говнокале, матерясь через букву, убого шутили и вели себя один в один как жопа полугодовалого пиздюка — радостно и бездумно обливались поносом.

Это вызвало у меня непередаваемое отвращение. Казалось, даже Ксюхан умнее этих имбецилов. Хотя он намного старше их, но не думаю, что в их возрасте он был таким же упырём… А вообще-то в их возрасте Ксюхан был даже ещё хуже.

Один подросток повернулся к нам и обратился к Елеанне:

— Елеанна, а ты чего сидишь? Налетай! — он протянул ей стакан с алкоголем.

— Нет, спасибо, я не хочу, — помотала головой девушка и натянула улыбку.

— Как хочешь, — сказал он, посмотрел на меня и, как заправский колдырь, опрокинул в себя всё разом, затем улыбнулся и добавил: — Типа за вас было.

— Ха-ха-ха, — послышался сзади дружный смех.

— А чё ты отказалась? — спросил я у Елеанны, чувствуя, что начинаю заводиться. — Давай, смелее, возьми стаканюгу, залуди рюмашку, чего ты мнёшься-то перед корешами?

— Я правда не хочу, — ответила она. — Успокойся, всё хорошо. Хочешь, пойдём в другое место? — у меня было ощущение, что она чувствовала себя виноватой передо мной за этот инцидент.

— В какое другое? Проходя по коридору, я заметил только другие комнаты, где меня не ждут, кухню и туалет. Да ну, ты что, — достиг я точки кипения, — здесь такой чумовой движняк!

Я встал и подсел к компании, которая обсуждала за бутылкой дешёвого портвейна какую-то херь. Они посмотрели на меня. Я кивнул им, улыбнулся и сказал:

— Продолжайте, пожалуйста.

Какой-то паренёк продолжил рассказывать свою историю…

— Хуй! — перебил я его и по-уродски наигранно заржал: — Хэ-хэ-хэ-хэ, — затем успокоился и спросил с нескрываемым любопытством у того, кто ведал захватывающую историю своим друзьям-дегенератам: — Ну и чё дальше-то было?

Тот только раскрыл рот, чтобы что-то сказать…

— Хуй! — ещё громче крикнул я и ещё противнее заржал кому-то прямо в ухо: — Ха-ха-ха-ха, — все взгляды присутствующих устремились на меня, а во мне начал просыпаться злой гопник-зануда. Во всяком случае, в лицах студентов я выглядел именно так. — Ну чё ты заткнулся-то? — обратился я снова к нему. — Давай дальше прикалывай, рассказчик, — я секунду помолчал, а потом добавил: — Рассказчику за́ щеку, ха-ха.

— Чё тебе надо? Ты кто? — наконец опомнился кто-то из студентов.

— Мама твоя, — ответил я и толкнул его в грудь.

— Слышь, ты чё, охуел?! — он подошёл ко мне вплотную.

Я выждал несколько секунд, оппонент не действовал.

— Сыкло! — сказал я и засмеялся.

— А по еблецу? — кажется, этот студент совсем не понимал, что надо говорить в таких ситуациях и как действовать, остальные ему на помощь не шли, а молча наблюдали, отчего он волновался ещё сильнее.

— Ха-ха-ха, — меня поразила его храбрость. — Держите меня семеро, пока я лёгкие от смеха не выплюнул! — я посмотрел ему в глаза и радостно выдал: — Всё, что ты мне сможешь сделать, — только снять с меня штаны и отсосать у меня! — остановить меня уже было невозможно.

— Ты чё, охуел?! — ещё раз повторил он.

— Да, охуел, — сказал я, — я уже давно охуел от вас, уёбков залупообразных! — мне показалось, эти студенты так своих преподавателей не слушают на лекциях, как сейчас начали слушать меня. — Тупые уроды! Ваши родители въёбывают на работе, чтобы вы смогли получить высшее образование, а кто-то ведь и на трёх работах загибается, а вам насрать, вообще ни хуя не цените. Спиваетесь, курите и деградируете — вот это жизнь. Охуительно! А, блядь, алкоголь — враг разума, он не прощает ошибок, — процитировал я советские антиалкогольные лозунги с агитационных плакатов. — А вот ты, например, сможешь написать слово «коэффициент» без ошибок? А ты, — я повернулся к другому, — ты вообще знаешь, что такое «социальная мобильность» или «репрезентативность»?

— Я на программиста учусь, зачем мне это знать? — ответил он растерянно.

— А, блядь… — я запнулся. — В жизни всё пригодится! — продолжил я орать через мгновение. — Это же школьная программа. Как вы вообще сюда поступили? За бабло? — и всё же, признаю, с репрезентативностью я, возможно, перегнул, хотя мало ли сраных умников в школах, которые в шестнадцать лет уже знают, что спрос рождает предложение, и делают первые попытки поставить систему раком, начиная со своих одноклассников? — Вас даже слушать противно: «Это самое, в сущности, как бэ, реально, тупо, ни о чём, в принципе, на самом деле, короче», — изобразил я их недавнюю речь, брызгая слюной. Кто-то засмеялся. — Чё ты ржёшь? — я повернулся к какому-то толстому парню. — Наше общество гавным-гавно всё на куски разорвано. Всё, блядь, пизда рулю! Нет будущего, и это ни хуя не смешно, понял? Всё это пиздец-печально, — сказал я более спокойным голосом. — В школах дети рисуют на полях тетрадки не голых баб, а купола, уголовные аббревиатуры себе на руках вырисовывают и зовут поговорить по понятиям, — я полез в дебри, но не мог остановиться, считая, что обязан озвучить корень всей проблемы. — В кругу друзей без пиздюлей, ебу ментов в шахматном порядке. Это нормально? Наша культура обогащается! Совдепия ёбнулась, а привычки всё комментировать, советовать и быть затычкой в каждой пизде остались. Парадокс заключается в том, что, когда мне нужен дельный совет, все несут полную шнягу. А когда я хочу почесать жопу, советчиков набегает целых дохерадцать и каждый со своим проектом и стратегией, — я уже сам не понимал, о чём говорю, но был уверен, что это умные и правильные слова. Я посмотрел на Елеанну, она стояла без движений, прямо, как тогда, в клубе, и была шокирована моей реакцией на их повседневную жизнь. — Каждое уёбище лезет в телевизор, чтобы всей стране поведать о том, что его сын на два года старше, чем он сам, — продолжал я плеваться желчью. — Дай совет участнику! В ток-шоу дискутируют на тему «Кто трахал одиннадцатилетнюю Маню? Её папа или её дед?» Вы чё, совсем уже ёбнулись? Чем больше вы это обсуждаете, тем больше завтра будет выебано таких Мань, — кто-то снова засмеялся. — Да хули ты ржёшь, сука, вафлеслон? — я развернулся к какому-то парню и с размаха заехал ему кулаком прямо в живот, он охнул, присел на корточки и стал хватать ртом воздух.

— Ты чё, дебил, у него же язва! — закричала на меня какая-то участница алко-студ-недопати, наклонилась к нему и стала помогать ему подняться. — Дыши, Ёсимоси, дыши, вот так, молодец, — затем она посмотрела на меня и сказала: — Идиот! Ты чё несёшь вообще? Какие купола? Какая Маня? Какие ещё менты в шахматном порядке? Кретин!

Я уже начал остывать, мне стало жутко неудобно за свой поступок, я хотел извиниться перед этим парнем, но понимал, что это будет выглядеть ещё нелепей, чем вся моя пламенная речь. И что я ему скажу? Айм соу стыдно, что ли? Прости меня, пожалуйста, я больше так не буду? А потом скрестить с ним мизинчики и хором проговорить: «Мирись, мирись, мирись и больше не дерись»?

Я посмотрел на всех малолетних алкашей-студентов, понял, что не достучался ни до одного сердца, потому что им все эти проблемы — что собаке пятая лапа. Молодёжь решила просто выпить без задней мысли в выходной и покуролесить, а я им всё запорол своей истерикой.

— Башню рвёт от вас, пидорасы! — решил я закончить своё выступление, перед тем как свалить и громко хлопнуть дверью. — Подрастающее поколение примитивней предыдущего, поступки молодых всё бездумней, а народ радуется и кричит: «Ещё!» Даже одеваетесь как обсосы, — хотя я сам был одет не лучше, но мне казалось, мой вкус всё же был поинтересней в силу моих умственных способностей. — Летайте балалайками компании «Авиаговно». Один хуй, всё прошло мимо бани, — с этими словами я растолкал всех, подошёл к двери, сорвал все шмотки с крючков, которые мешали мне взять мою куртку, быстро оделся и вышел.

Громко хлопнуть дверью не получилось, потому что чей-то ботинок оказался между дверью и косяком, из-за чего дверь, смяв его, отскочила к стене и так и осталась открытой настежь. Наверное, я сам этот ботинок туда запнул, пока резко одевался.

Уходя, я слышал, как Елеанну спрашивали: «Где ты откопала этого психа? Ты что за мудака сюда привела?» Твою мать! Я совсем не подумал о ней, её же могли сейчас заклевать из-за меня. Возвращаться было тоже нельзя — я же не знал, в каких она отношениях со своими соседками. Если этот мудила ей так спокойно предложил выпить, значит, она с ними бухала раньше. А может, вообще — ебалась. Поэтому, вполне возможно, моё обращение относилось и к ней тоже. Я спустился вниз, забрал паспорт у охранника и пошёл домой.

Был уже глубокий вечер, темно, на улице почти никого не было. Я матерился про себя и вслух. Тот худой голодяга не выходил у меня из головы, мне было стыдно почти за всё, что я там наговорил и сделал. Тоже мне — карате до сито рю ходячий, самого дрища лоховатого выбрал и нагнул — герой, ёпто. Крик «У него же язва!» меня напугал, я подумал, что после моего удара у него могло начаться внутреннее кровотечение. Я ничего не понимал в медицине, поэтому ещё сильнее испугал себя до усрачки своими домыслами.

«С другой стороны, — думал я, — откуда у молодого парня может быть язва? Наверняка потому, что он бухает! Да и откуда у меня сильный удар? Я же сам слабак и дрищ».

Успокоив себя тем, что удар у меня не поставлен, он алкаш и не зря отхватил, я снова вспомнил Елеанну. Теперь я уже и не знал, что делать. Звонить и извиняться мне не хотелось, во всяком случае, прямо сейчас, а сама она теперь вряд ли позвонит.

Я материл всех: её — за то, что она пошла покупать сапоги, её подругу — потому что сапоги были для неё, себя — за то, что всё равно пошёл к ней, да ещё и не смог спокойно полтора часа там посидеть. Я даже с ней не попрощался! Обидно было так глупо заканчивать общение с такой красивой девушкой. Вряд ли я её ещё когда-нибудь увижу.

Я быстро шёл домой, пиная снег под ногами. Злость меня никак не оставляла в покое, и я был уверен, если бы у меня в тот момент оказался в руках автомат, я бы в той комнате покрошил всех до единого за то, что они такие петухи и гондоны.

Подходя ближе к дому, я увидел, что меня ожидал сюрприз в виде Чокнутой Псины. Это был первый и последний раз в моей жизни, когда я был очень рад её видеть и знал, что до конца свою злость я сорву именно на ней. В столь позднее время я её видел впервые.

Собака, не торопясь, бегала по кругу и пока меня даже не замечала. Понаблюдав за ней несколько секунд, я убедился, что на улице больше никого не было и она гуляла в очередной раз без хозяина. Я снова прокрутил в голове ситуацию в общежитии, разозлился ещё сильнее и пошёл прямо на неё.

Собака подняла на меня голову, посмотрела и начала гавкать. Я подошёл ближе, размахнулся и попытался её ударить ногой, она отскочила и ещё громче загавкала.

— Да стой же ты, падла! — закричал я и побежал за ней.

Собака убегала от меня и звонко лаяла. Наверное, думала, что я решил с ней поиграть. Я остановился.

— Чё, блядь! Как нападать сзади — это ты легко, а как один на один — всё, обосралась, шавка?

— У-а!.. — родился ЦАП в даxе Снежки — паx-паx! В зубаx ззудки... Роет яму в парном снегу.

— Гав-гав, — звонко отреагировала собака.

Я перевёл это для себя как «Я твои щёки жарила, гондон!», постоял несколько секунд и с новой силой побежал за ней.

— У-гу-гу-гу!.. Каракурт!.. Гы-гы-гы!.. Бура-а-а-ан... Гора ползет — Зу-зу-зу-зу... Горим... горим-го-го-го!.. В недраx дикий гудрон гудит — гу-гу-гур... Гудит земля, зудит земля...

Я догнал её возле своего дома. Она скалилась и рычала, гавкая время от времени, хватая воздух. Я остановился, посмотрел ей в глаза, разбежался и прыгнул на неё. Собака не успела увернуться, я завалил её на бок, и началась драка. Она кусала меня через куртку и несколько раз её прокусила. Я кричал от боли и пытался напинать ей по бокам. Стоял оглушительный визг, она вырывалась изо всех сил и скулила на весь двор, а я лупил её, стараясь сжать ей руками пасть. Она продолжала вырываться, визжать и кусаться, я обхватил её за шею и принялся душить.

Зудозём... зудозём... Ребячий и щенячий пупок дискантно вопит: У-а-а! У-а-а!.. — а!.. Собаки в сеняx засутулились И тысячи беспроволочныx зертей и одна ведзьма под забором плачут: за-xа-xа-xа — xа! а-а! За-xе-xе-xе! — е! па-па-а-лся!!! Па-па-а-лся!

Я был уверен, что она чувствовала мой адреналин победы и понимала, что сейчас ей настанет полный вперёд. Она сумела вырваться и резко укусила меня за руку, я вскрикнул от боли и со всей силы ударил её ногой в нижнюю челюсть. Взвизгнув, она отлетела на метр и осталась лежать на земле. Я понял, что надо действовать. Бросившись на неё, я со всей силы ударил её по рёбрам. Затем стал топтать ногой её голову. Она уже не скулила, а лежала без движения, а я продолжал её бить до тех пор, пока она не закрыла глаза. Из её уха и пасти начала вытекать кровь, я остановился.

Буран растет... вьюга зудит... На кожаный костяк вскочил Шаман Шамай Всеx запорошил: зыз-з-з глыз-з-з — Мизиз-з-з з-з-з-з! Шыга... Цуав... Ицив — все собаки сдоxли!

На улице сразу стало тихо. Я посмотрел по сторонам. Даже если кто-то слышал или видел в окно драку, поймёт меня и наверняка скажет спасибо, когда узнает, кого я сейчас замохорил в жестокой схватке, потому что собака-охуевака доставала всех и каждого. Может, хозяин с ней потому и не гулял, что она была больной на свои собачьи яйца.

Я пошёл домой, рука очень сильно болела. Собака осталась лежать прямо возле угла дома. Зайдя в квартиру, я с трудом разделся и увидел на куртке следы от укусов. Куртку было жалко, хотя я всё равно планировал в ней ходить последнюю зиму. Рука опухла, и я не мог ею пошевелить. Я не знал, что делать, к врачу я тоже идти не собирался — ни сейчас, ни завтра.

Мне было всё равно, что со мной случится, потому что сейчас, когда я пришёл в себя, мне вдруг стало очень жалко собаку. Я никак не мог понять, что со мной произошло в тот момент, когда я захотел её убить. Оправдываться было глупо, поэтому я решил, что её укус — это то самое наказание, которое я должен понести за свой поступок. Но это при случае, что я не понесу никакого другого наказания, потому что если понесу, то она, конечно, шавка ебаная и пусть ещё раз сдохнет.

Родители уже спали, я промыл рану, достал бинт, перекись водорода и принялся сам себе оказывать корявую медицинскую помощь на кухне.

В дверь позвонили. Я оставил всё на столе и пошёл смотреть, кто пришёл. В другой раз хрен бы я пошёл (кому там ещё не спится?), но очень не хотелось, чтобы вставали родители, которые наверняка уже проснулись. Они могли увидеть мою рану и сразу начали бы расспрашивать, что случилось. Я посмотрел в глазок и сильно удивился: это была Елеанна.

— Привет, я не поздно? — сказала она, когда я открыл дверь.

— Заходи, — я пригласил её в квартиру.

— У тебя возле дома лежит мёртвая собака, — произнесла она новость, раздеваясь. — Каким уродом нужно быть, чтобы убивать собак и вообще животных?

Я молчал и смотрел на неё, стараясь держать руку на весу.

— А что у тебя с рукой?

— Собака укусила, — сказал я.

— Так это ты её убил? — она замерла, глядя на меня, продолжая стоять в одном сапоге. — Ах ты, подонок!

— Спасибо, — бодро проговорил я.

— Совсем уже крыша поехала? — она начала натягивать снятый сапог обратно на ногу.

— Это была некачественная собака, — сказал я тихо, не собираясь оправдываться, да и сказать мне было нечего.

— Ты придурок! — продолжала ругаться Елеанна.

— Это я, да!

— Отморозок! — она надела куртку.

— Ой, спасибо тебе, — продолжал я играть в дауна.

Елеанна посмотрела на меня внимательно, выдохнула пар, как бык, и снова обозвала: — Дебил! — на этот раз получилось совсем громко.

— Потише, у меня родители спят. А зачем ты пришла?

— После твоей замечательной речи я поругалась со всеми своими соседками, пытаясь объяснить твою позицию и сказать, что ты был прав.

— Это красноречивое выступление называлось «апофездец», — попытался я пошутить.

— Заметно. Я не могла больше с ними находиться и пошла за тобой, надеясь догнать, а ты и правда дебил и урод!

— Это я, да, — я уже устал играть в дурачка. — Могла бы позвонить, прогулялись бы, как в день нашего знакомства.

— Я забыла телефон в общаге! — Елеанна взяла сумку и повернулась к двери. — Как она открывается?

— Я думал, больше никогда тебя не увижу.

— И не увидишь!

— Елеанна, ты меня не слушаешь! Я же тебе объясняю, что это собака на меня первая напала, она была чокнутой и всех подряд доставала, кусала и облаивала. У неё, наверное, было какое-то психическое расстройство, хз. Делать мне больше нечего — собак убивать. Я, наоборот, от неё отбивался.

— Отбивался и убил? — не верила мне Елеанна.

— Как получилось, — показал я прокусанную руку девушке.

— После того как ты Ёсимоси ударил, сильно сомневаюсь в твоей невиновности.

— А с ним хоть всё нормально? — решил я снять с себя часть груза вины.

— Да, отдышался и дальше бухать продолжил, — Елеанна подтвердила мою мысль о том, что этого петуха можно было и не жалеть.

— Я не отрицаю свою виновность. Я всё прекрасно осознаю. Я не знаю, что на меня нашло. Не уходи, мне правда стыдно за своё поведение. Просто твои друзья меня сильно разозлили. Я хотел спокойно посидеть с тобой, а они ввалились и начали нести чушь, вот я и сорвался.

— Это не мои друзья, я же сказала, к кому они пришли.

— Только выпить всё равно предложили.

— Выпусти меня.

— Куда ты сейчас пойдёшь?

— Домой, в общагу.

— В общнягу! Ты же со всеми там поругалась.

— Да, из-за тебя, кстати.

— Спасибо, — я подошёл к ней ближе, — что заступилась за меня. Мне жутко неудобно перед тобой и остальными, что я так по-свински себя повёл. Елеанна, не уходи.

Она посмотрела на меня.

— Я не знаю, как мне поступить, Автор. Ты мне нравишься, но ты неуравновешенный... Ты сейчас спокойный, а через минуту уже больной, буйный, неадекватный псих.

— Это я, — протянул я снова дебильным голосом, криво улыбнувшись.

— Дурак! — улыбнулась Елеанна. — Я тебя боюсь.

— Ты мне тоже очень нравишься… — затем я сделал рожу идиота: — И не надо его бояться, просто дай ему по яйцам, когда он снова начнёт истерить в припадке, он и свалится, — дал я совет Елеанне, почему-то сказав о себе в третьем лице. — Такого больше не повторится, я буду держать себя в руках. И отныне больше никаких издевательств над собаками, только дружеский секс, — я попытался максимально обхватить себя руками, укушенная рука заныла сильнее, я скривился от боли.

— Сильно болит? — спросила Елеанна.

— Да, опухла, я даже пошевелить ею толком не могу.

— Так тебе и надо.

— Согласен.

— Надо обработать и забинтовать рану.

— Я как раз сейчас собирался отрастить себе третью руку и заняться собой, — прикинулся я беспомощным.

Елеанна посмотрела на меня, о чём-то подумала, затем снова начала раздеваться.

Мы прошли на кухню. Она помогла мне продезинфицировать рану ещё раз, затем сделала перевязку.

— Не туго?

— В самый раз, — попутно я выпил обезболивающее средство, чтобы было легче уснуть.

— Тебе надо сходить к врачу, — сказала Елеанна.

— Да через неделю само пройдёт.

— А вдруг она болела бешенством?

— Нет, у неё был просто дебильный характер. Наверное, в прошлой жизни она была комендантом в вашем общежитии, — говорить, что псина всегда бегала с ошейником, на помойках не питалась и, скорее всего, была привита, я не стал — не знал, что на это скажет Елеанна. Хотя насчёт помоек вопрос открыт.

— У нас хороший комендант, — улыбнулась девушка.

— Она же не первый год всех доставала, если бы болела бешенством, её бы уже давно пристрелили, — закончил я свою мысль о собаке, попутно убеждая и себя, что мне не грозят никакие последствия.

Наступило молчание. Елеанна села на стул.

— У меня один диван, — сделал я тонкий намёк.

— Я знаю, — кивнула она и снова улыбнулась. — Но он же двухместный?

— Двухместный.

— Хорошо.

— Тогда пошли спать, — сказал я.

— Пойдём, я сегодня очень устала.

Елеанна помогла мне расправить и застелить диван, умыться и раздеться. В качестве ночнушки она использовала мою футболку. Мы легли.

— Кстати, я плохо засыпаю, поэтому каждый вечер ко мне заходит мама и гладит мне спинку, — раскрыл я Елеанне свою самую страшную тайну. — Только никому об этом не говори, а то смеяться начнут.

— Балдёжник, — ответила она, — давай поворачивайся.

— Это я, — сказал я громким шёпотом и засмеялся в подушку.

Я перевернулся на живот, Елеанна села на меня сверху и стала нежно гладить мою спину, рисуя невидимые узоры. Я кайфовал, затем повернулся к ней лицом. Она наклонилась ко мне и поцеловала.

— Ты даже себе не представляешь, как я хотела тебя поцеловать, когда пришла к тебе первый раз в гости, — услышал я её шёпот.

— Ты даже не представляешь себе, чего мне стоило с тобой познакомиться, — ответил я.

этой ночью у нас был первый секс, который я никогда не забуду

немодерируемая зона

Весь следующий день мы просидели у меня дома, практически не вылезая из моей комнаты. Только мама изредка стучалась к нам, предлагая хавку и чай.

Рука ныла, если я пытался ею что-то делать. Родителям пришлось сказать, что у меня с рукой. Они совсем не одобрили мою схватку с собакой. Мама решительно заявила, что меня посадят в тюрьму за издевательское убийство животного, а папа сказал, что мне надо ходить в свободное время в спортзал и все силы оставлять там, чтобы не страдать ерундой. Я и не ожидал, что они меня похвалят и выпишут премию. Хотя знал наверняка, что они сами не раз отбивались от наскоков Чокнутой Псины.

Родочки у меня были что надо и даже совсем не вспомнили, что я мог заразиться какой-нибудь ебалдой; они даже не сделали никакого намёка на то, что мне надо показать руку специалисту. «Ну и хрен с вами!» — подумал я и вернулся в комнату к Елеанне.

Только Гаста по достоинству оценил мой воистину героический поступок, когда я всё ему рассказал по телефону.

— Да, чувак, это круто — бить её ногой по голове. Я бы ей вообще голову отрезал и насрал бы в горло, если бы находился с тобой в тот момент, — отреагировал он.

— Ха-ха-ха, — засмеялся я.

— Ха-ха, смешно, но она меня столько раз доставала, что я ей давно желал смерти в мучениях. Молодец, чувак! Ты меня опередил.

Вечером я проводил Елеанну домой.

Два дня мы не виделись, только созванивались и рассказывали друг другу, как дела. Елеанна сказала, что помирилась с соседками и ещё раз не сдала долг. Я сказал, что рука заживает и подбодрил её каким-то примитивом, что в третий раз наверняка сдашь.

Мне казалось, жизнь начинала налаживаться, я всем организмом чувствовал приближение весны и уже представлял, как мы с Елеанной будем гулять летом, а может, даже съездим к ней домой и она познакомит меня со своими родителями. Но этим фантазиям было не суждено сбыться, по крайней мере, в этом году.

В конце недели меня ждал неприятный сюрприз, а Елеанну — шок. Она не сдала предмет ещё раз и завалилась на пересдаче с комиссией.

— Теперь совсем, что ли, нельзя сдавать? — задавал я глупейшие вопросы расстроенной девушке.

— Да, — отвечала она подавленным голосом. — Только если денег дать.

— А кому?

— Никому! Кому я дам, я уже четыре раза не смогла сдать этот долбаный экзамен! Козёл!

— Я? — растерянно спросил я.

— Да не ты, а препод — козёл! Урод очкастый!

Мне показалось, Елеанна уже начинала плакать, а я даже не мог её успокоить или сказать что-то подбадривающее. В голову лез только идиотский стишок про очкарика в жопе шарика. Я уже даже собирался ей его рассказать в надежде на то, что она хоть немного повеселеет, но она прервала мои раздумья, сказав:

— Всё, давай, потом поговорим, мне надо позвонить маме.

Я лечил руку, ходил на работу и писал Елеанне, но она отвечала через раз, если не реже. Когда я звонил, она либо сбрасывала, либо вообще игнорировала мои попытки связаться с ней и просто не брала трубку.

Я понимал её настроение, но не понимал, при чём здесь я, хотя догадывался, что у некоторых людей бывают такие моменты, когда никого не хочется видеть и слышать. Просто у меня таких моментов в жизни не случалось, и я не понимал, почему она не хочет видеть и слышать именно меня, ведь я её близкий друг. И я очень хотел верить в то, что она тоже считала меня своим близким другом.

День всех влюблённых, который я тоже планировал провести с Елеанной, был цинично проигнорирован. Мне всегда был не принципиален этот праздник, просто хотелось хоть раз получить валентинку от небезразличной мне девушки.

В какой-то момент мне тоже всё надоело, и я перестал ей писать и звонить, продолжая ходить на нелюбимую работу, терпеливо выжидая, когда она объявится сама. Через несколько дней она дала о себе знать, прислав СМС: «Меня отчислили».

Был вечер пятницы, Гаста сегодня был на работе — отрабатывал часы, я сидел дома и грустил. Я не понимал, что делать. Я ещё не мог осознать до конца, что Елеанна, возможно, скоро уедет и я больше никогда её не увижу. Я всё думал о том, что произошло за эти несколько недель и как к этому относиться, и одна мысль выходила далеко вперёд остальных: я не хочу расставаться с Елеанной.

Впервые за долгое время мне кто-то понравился, и я не хотел, чтобы это всё так быстро закончилось. Да вообще не хотел, чтобы это закончилось.

У меня зазвонил наркофон, я резко к нему подскочил в надежде, что это Елеанна… Пф, Ксюхан. Мне с ним никогда не хотелось разговаривать, а сейчас особенно, да и ему со мной, собственно. Звонил он мне очень редко, а я ему ещё реже, то есть совсем не звонил. Даже не понимаю, зачем мне его номер, и не помню, откуда он у меня вообще. Как и мой у него.

— Ололо.

— Алё, Автор!

— Ну, — я еле выдавил из себя какой-то звук, — что-то не то с контрольными? — какой-либо ещё причины, по которой он мне мог позвонить, не было.

— Нет. У нас в клубе твоя чикса отжигает по полной, стриптиз устроила, еле успокоили, — выдал Ксюхан немного с претензией.

— Какая чикса? — я даже не понял, о ком речь, вспоминая Марчелу.

— Да с которой ты недавно у нас в клубе познакомился.

— Елеанна?! — я аж подпрыгнул.

— Она тут чудит конкретно, её уже выгонять собрались…

— Ксюхан, чувак, присмотри за ней, не впадлу, — я сразу вскочил и начал одеваться. — Я сейчас её заберу, буду минут через сорок.

— У меня вообще-то работа.

— Так на хуй ты мне тогда звонишь? — я уже был почти одет. — Просто хотя бы одним глазком, чтоб с ней больше ничего не случилось, я уже выбегаю, — не став слушать, что он скажет, я отключился и набрал Елеанну. На этот раз она ответила.

— Алё, — на другом конце было очень шумно.

— Привет. Что делаешь?

— Привет. Я в клубе, тут крууууто, нам весело и хорошо, — радостно ответила девушка.

По стереотипному мышлению, беря во внимание её возраст, отсутствие жизненного опыта, мозгов и недавнюю трагедию, я почему-то сразу же пришёл к выводу, что она вообще не отдаёт себе отчёта в своих действиях. Фраза Ксюхана про стриптиз меня растормошила вмиг.

— Я сейчас приду, — сказал я и отключился, вспоминая, что не спросил, «кому — нам?», и не уточнил, что за клуб. А то вдруг она ещё подумает что-нибудь про меня… Похуй!

Долетев до клуба и вызвонив Ксюхана, я прошёл внутрь.

— Она там, — сказал Ксюхан, показывая в зал.

Я прошёл вглубь, она сидела за столиком с какими-то тёлками, парнями, бокалом чего-то в руке и громко смеялась. Я подошёл к ней.

— Отойдём на минутку, привет! — подойдя ближе, я увидел, что она ещё и курила.

Вся её компания перевела свои взгляды на меня.

— О, привет, Автор! — Елеанна улыбнулась, её вид и поведение явно указывали на то, что у этой девушки нет и не было никаких проблем.

— Елеанна, на минутку отойдём, — ещё раз повторил я.

— Ну пошли, — она допила содержимое бокала, еле поднялась и с трудом вылезла из-за столика.

Я оттащил её к туалету.

— Иди умойся, мы уходим, — твёрдо заявил я, представляя в голове самое ужасное, но искренне надеясь, что ничего не было и она больше не совершала никаких глупостей.

— Куда это? Я никуда не пойду, тут весело, — от неё жутко разило перегаром.

— Тебе уже хватит, пошли, Елеанна! — почему-то мне казалось, что она меня должна послушаться.

— Никуда я не пойду! — упёрлась девушка.

— Пойдёшь! — я не собирался уступать.

— И что ты сделаешь? — усмехнулась она.

— Унесу тебя на руках, — спокойно ответил я.

— Я буду кричать и брыкаться.

— Да ты же в говно, посмотри на себя, — я вгляделся в её зрачки. — Ты чё, ещё уёбаная, что ли? — я стал сильнее вглядываться в её глаза.

Елеанна замолчала и отвернулась.

— Ну-ка, — я попытался поймать её взгляд, — да стой ты! — я схватил её за плечи.

— Да, уёбаная, и чё? — она посмотрела мне в глаза. — Твоё какое дело? Отвали от меня вообще!

— Ну ты и дура! Чем ты обдолбалась?

— Какая разница?

— Это же не решение всех проблем, — в этот момент я испугался, мне резко захотелось убежать от неё куда подальше и не вспоминать совсем. У меня был свой взгляд на эти вещи и очень категоричная позиция по отношению ко всем объебосам и абсолютно ко всем наркотикам.

— А не пошёл бы ты, мама! — Елеанна попыталась вырваться. — Отпусти меня!

— Нет, мы сваливаем отсюда! — я не хотел верить в то, что она сама пришла к употреблению всякого говна.

— Я никуда не пойду, мне пора к девочкам!

Я попробовал потащить её в сторону выхода.

— Ааааааааааааа!!!! — закричала Елеанна. — Насилуют!!

— Чё ты орёшь? Совсем ёбнулась? — такой реакции я точно не ожидал. — Хватит страдать хернёй!

— Отвали от меня! — ещё раз попыталась вырваться Елеанна.

Я отпустил её. Спорить с ней сейчас было бесполезно, а уговаривать у меня вообще никогда никого не получалось, я сменил тон.

— Иди умойся, успокойся, я сейчас вернусь и договорим, — я вышел в зал и начал искать Ксюхана. Увидев Бруталика, я подбежал к нему.

— Бруталик, дарова!

— Дарова!

— Чувак, помоги, пож! Можешь выцепить Ксюхана и отправить его к бабскому толчку?

— Без проблем.

— Скажи, что я его там жду.

— Ладно.

— Благодар, — я вернулся обратно.

Елеанны на месте не было. Я заглянул в женский туалет, она стояла у зеркала и смотрела на себя, я закрыл дверь и стал ждать её снаружи.

— Чё звал? — подошёл Ксюхан.

— Ксюхан, можешь замутить такси?

— На хуя? — он, конечно же, как всегда, ничего не понял.

— Чтобы было до хуя!

— Чего ты истеришь-то?

— Да чтоб я увёз её из клуба, — пояснил я.

— Кого? А, ладно, сейчас сделаем, у входа стоят какие-то. А где твоя чикса?

— В толчке.

— Ну давай.

— Пасибо, чувак! Мы сейчас выйдем.

Ксюхан ушёл. Я заглянул в туалет, Елеанна продолжала стоять у зеркала. Я зашёл внутрь, надеясь, что там, кроме неё, никого нет.

— Елеанна, пойдём домой, — я подошёл к ней и обнял её.

— Я схожу с ума, — тихо произнесла девушка. — Что я делаю?

— Не знаю, — я пожал плечами. — Тупишь.

— У меня столько проблем, — продолжала девушка, не обращая на мои слова никакого внимания.

— Это мелочи, их можно легко решить, — я примерно представлял мысли в её голове.

— Нет, я не знаю — как, — она начала плакать.

— Я тебе помогу, — я взял её за руку.

Ну да, ну да. Я терпеть это не мог, мне было противно от этого, но это — переходный возраст, и никуда от него не деться. Я не хотел ничего говорить Елеанне, но объективно — в другой раз я бы поржал над её так называемыми проблемами и сказал бы ей, что это всё детский лепет на зелёной лужайке и ерунда по сравнению с мировой революцией. Ну правда же, ну что за хуйня? Кто-то смертельно болен, кто-то торчит кучу бабок крутому авторитету, кто-то инвалид, кто-то приговорён к смертной казни, кого-то вот-вот насмерть собьёт машина, кого-то изнасилуют, а кто-то вот прямо сейчас получает пизды и, возможно, даже в этом клубе и, ещё более вероятно, от Ксюхана. Хотя он сейчас должен мне такси мутить. Не важно. В общем, на свете есть проблемы и посерьёзнее, и то люди их как-то умудряются решать.

Конечно, всё это никак не поможет Елеанне в её ситуации, но ведь, по сути, у неё сейчас только одна беда — отчисление, и то — беда с точки зрения потери времени, когда после восстановления снова придётся учиться на втором курсе. Всё остальное — это накручивание и раздувание. Как это ещё можно было назвать?

— Я в таком дерьме, — сказала Елеанна и опустила голову.

Как по команде, после слова «дерьмо» в какой-то из кабинок послышался слив воды.

— Блядь, Елеанна, не переигрывай и не усугубляй, пошли домой, решим твои проблемы и всё забудем, — я уже начинал раздражаться от этих подростковых депрессняков на пустом месте.

— Я не переигрываю! — она снова начала повышать голос.

— И не заводись, спокойнее, — я попытался её обнять.

Из крайней кабинки вышла девушка, удивлённо посмотрела сначала на меня, потом на Елеанну, подошла к зеркалу, поправила причёску и вышла, даже не помыв руки.

«Либо постеснялась меня, либо помыла руки в унитазе, либо свинья», — подумал я.

— Что ты вообще обо мне знаешь? — продолжила выступать Елеанна после паузы. — Кто ты такой вообще? — она меня оттолкнула.

— Что за цирк? — уж смотреть сценку из жизни трудного запутавшегося подростка в бабском толчке я не планировал и не собирался.

— Какой цирк? Ты вообще ничего обо мне не знаешь! — она начала кричать.

В туалет зашла другая девушка и посмотрела на меня с недоумением. Елеанна замолчала.

— Мы уходим, — сказал я зашедшей девушке, улыбнулся, схватил Елеанну за руку и потащил к двери.

Я, может, ещё бы поругался с Елеанной в женском туалете, но наблюдать, как красивые девушки не моют руки после всех своих женских (и не очень) дел, для меня было противнее, чем наблюдать за процессом выполнения этих дел.

— Отпусти меня! — она стала вырываться. — Отвали!

Я силой вытащил её из туалета и снова наткнулся на Бруталика.

— Ксюхан уже ждёт, давайте быстрее.

— Идём, идём, — сказал я, насильно таща Елеанну.

— Я никуда не пойду, мне и здесь хорошо! — продолжала она упираться. — О! — тут она присмотрелась к Бруталику. — Снова будешь меня выгонять?

— Чего? — Бруталик её совсем не помнил.

— Ничего! Козёл!

— Хохо, — я слегка хихикнул, — Бруталик, не обращай внимания, это она мне. Сама козёл! Мы уже идём.

— Так вы знакомы? — Елеанна продолжала шуметь. — Значит, ты мне тогда врал?

— Я могу всё объяснить, — процитировал я реплику из всех фильмов про любовь.

— Не надо мне ничего объяснять! — так же блеснула знаниями мирового кинематографа девушка. — Ты специально всё тогда подстроил?

— Да какая уже разница? — я продолжал её тащить.

— Стой! — она выхватила руку. — Мне больно!

— Тогда иди сама.

— Я с тобой никуда не пойду!

— Ну вы идёте? — подал голос Бруталик.

— Да! — сказал я.

— Нет! — сказала Елеанна.

— Идёт! — ответил я за неё и снова потащил Елеанну к выходу.

— Пусти меня! Отстань! — кричала она.

И вот так она кричала и дёргалась, пытаясь вырваться, а я в сопровождении охранника и взглядов многих посетителей тащил её к выходу.

С трудом успокоив её и уговорив одеться, я вывел её на улицу.

— Чего так долго? — Ксюхан был разозлён. — Вон тот барыга, — он показал мне наше такси.

— Ага, — я повернулся к нему, — слушай, а не подогреешь меня ещё баблом на проезд? — я вдруг вспомнил, что даже не догадался взять с собой хоть сколько-нибудь и побежал быстрее в клуб на своих двоих, совсем не подумав о машине.

— Ну ты даёшь: мотор замути, филы на барыгу дай. Лоха́, что ли, нашёл? — такой наглости от меня Ксюхан точно не ожидал в этот вечер, да и вообще — никогда не ожидал.

— Отдам хоть завтра, я сейчас совсем на голяках, я даже не знаю, сколько надо.

— Я договорился, он скинет, — Ксюхан полез в карман брюк и достал несколько купюр денег. — На, тут хватит.

— Спасибо, чувак! Завтра отдам.

— Да забей, хуйня.

— Как скажешь. Ксюх, благодар тебе за всё! Увидимся.

— Бывай, ихтиандр.

Я пожал ему руку, развернулся и побежал к Елеанне, которая куда-то медленно шла. Я догнал её, развернул в сторону такси и посадил в машину. Потом залез сам, назвал таксисту свой адрес, и мы поехали.

— Как ты узнал, что я здесь? — опомнилась Елеанна, сидя на заднем сиденье. — Я ведь не говорила тебе, в каком я клубе.

— А… — я растерялся, я же был уверен, что она не задастся этим вопросом. — Мне позвонил знакомый, который тебя тут увидел, сказал, что ты танцуешь стриптиз.

— Я не танцевала стриптиз, только кофту сняла на сцене, — засмущалась девушка. — Знакомый охранник, который выгнал нас в тот раз? — спросила она недовольным голосом.

— Нет, другой, — ответил я.

— Я не знаю, как мне выбраться из этого дерьма, — Елеанна снова обратилась к цитатам из классики современного кино. — Меня тошнит.

— Терпи, скоро приедем, — ответил я, радуясь, что она сама закрыла тему нашего знакомства. — Нечего было жрать всё подряд в таком количестве.

— А если я тебе скажу, что регулярно употребляю «Э»? — Елеанна посмотрела на меня.

Эта новость меня потрясла ещё сильнее, чем девушка с немытыми руками после туалета и упоротая Елеанна вместе взятые. Я даже не знал, что ей сказать на это.

— Мозгов нет, жри дальше, — тихо произнёс я.

Когда мы приехали, Елеанна вылезла из машины, отошла к сугробу и наклонилась. Я расплатился с водителем и посмотрел на неё.

— Характерных звуков я не услышал, следов блевания тоже нет. Так и будешь стоять раком на морозе, раскрыв рот? — я подошёл к ней и повёл её в подъезд. — Только тихо, у меня уже родители спят, не шуми, пожалуйста, и не чуди, — сказал я, открывая ключом дверь в квартиру.

Я помог ей раздеться и провёл в свою комнату.

— Что с тобой случилось? — я посмотрел на неё.

— Не знаю, мне плохо, я устала от всего…

— Может, сходишь умоешься?

— Да, — сказала она еле слышно.

Я проводил её до ванной, дал своё полотенце и чистую футболку.

— Только не вздумай тут вены порезать, а если надумаешь, то режь их вдоль, а не поперёк, бритва там, — я махнул рукой в сторону старой папиной опасной бритвы и вышел.

Елеанна закрылась и включила воду. Прошло полчаса, я уже начал беспокоиться, но стучать в дверь ванной не решился, а просто встал рядом. Когда вода перестала течь, я ушёл обратно в свою комнату, через несколько минут туда тихо зашла Елеанна и села на диван.

— Зачем ты жрёшь всякую дрянь, и кто тебе её дал? — задал я вопрос, который вертелся у меня в башке и не давал покоя с того момента, как она призналась в своём увлечении.

— Как твоя рука? — поинтересовалась девушка, пропустив мой вопрос мимо ушей.

— Спасибо, хорошо, почти зажила, — кивнул я на ранку, которая была уже залеплена пластырем. — Елеанна, я тебе задал вопрос.

— Первый раз дала попробовать Rjyxtyyfzik.[f, — начала рассказывать девушка, — второй раз угостили на одной вечеринке, а потом я уже не могла остановиться, — она выждала паузу и закончила: — Но я буду тебе очень благодарна, если ты поможешь мне вылезти из этого дерьма, — Елеанна посмотрела на меня своими широкими зрачками.

Я чуть не заржал, настолько мне эта ситуация казалась дурацкой.

— Из какого ещё дерьма? — спросил я, сдерживая смех. — Слово какое-то позёрское, говори нормально.

— От зависимости, — ещё тише произнесла девушка.

— Что за бред? — я начал смеяться.

— Что тут смешного?

— Ты только mdma жрала или что-то ещё? — спросил я серьёзно.

— Что это? — Елеанна наморщила брови.

— Это твоё любимое «Э», — пояснил я.

— Откуда ты знаешь название?

— Мне кажется, про такую херь даже в школе рассказывают.

— Не рассказывают!

— Хорошо, примерным отличницам не рассказывают.

Девушка цыкнула:

— Да, только его.

— Так вот, — начал я, мысленно меняя в паспорте своё имя «Автор» на «Моро», — чистый mdma ты не могла попробовать, его почти не достать, ты наверняка жрала mda или mde, хз.

— Почему? — возразила девушка. — Желтоватая таблетка со смайликом.

— Да хоть зелёная таблетка с птичкой, звёздочкой или членом. Ладно, пусть так, — я посмотрел на её зрачки. — От mdma нет зависимости, ты просто сама себе накручиваешь что-то и паришься на этом фоне.

— Да? — услышав это, Елеанна будто протрезвела.

— Да, — подтвердил я свою мысль.

— Откуда ты знаешь, может, есть? — засомневалась девушка.

— Сколько раз ты ела своё «Э» за всё время? Название ещё какое-то мудацкое — «Э». Будто гопник тормозит: «Э, дисудабля!», — ворчал я.

— Раз десять где-то, — пожала плечами девушка.

— Часто?

— Ну так, раз в месяц или нет…

— Если и есть какая-то зависимость, то не физическая, хотя у кого какой организм. У тебя точно ничего нет, не выдумывай.

— Не знаю, — она была растеряна.

— Я не понял, тебе что, охота почувствовать себя сраной наркоманкой?

— Нет, — ответила девушка, — но бывали случаи, когда я не могла без «Э».

Я захихикал и понял, что разговор серьёзным не получится.

— Извини, что смеюсь, я правда очень пытаюсь себя сдерживать, — я вдохнул в себя воздух и выдохнул со звуком «ооойбляяя». — Елеанна, ты же умная девочка, как мне казалось, приди в себя. Что ещё за тупой подростковый прикол — быть торчком? Я тебе скажу, что ты ела — mda, принцип действия примерно одинаковый, внешний вид такой же, отличить от mdma практически невозможно, только он токсичен, после его употребления в организме уменьшается кальций, начинают крошиться зубы…

— Фу, не рассказывай мне такую гадость! — поморщилась Елеанна.

— А как ты хотела, залезть на ёлку и жопу не ободрать? Короче, одну твою проблему мы решили — зависимости у тебя нет. Что у тебя ещё за проблемы?

— У меня долги, — нехотя начала Елеанна ведать о своей следующей проблеме. — Мне должны много, я должна ещё больше.

— Сколько?

— Много!

— А, то есть ты съела свою таблеточку и больше никому не должна, да? Тебя вернули обратно в универ, проблемы исчезли. Елеанна! Сколько ты должна и кому и кто должен тебе?

— Я должна одному знакомому двенадцать тысяч денег, ещё нескольким знакомым поменьше, девчонки мне должны в общей сложности где-то восемь тысяч денег.

— Ты на своё говно занимала?

— Два раза — да. А все остальные разы — на жизнь брала.

— На какую ещё жизнь? — не понял я.

— В клуб сходить, на косметику…

— А родители тебе, что ли, не высылают?

— Я купила себе недавно дорогие шмотки, и у меня не осталось на проживание, а просить больше не хочу. Думала устроиться на подработку после сессии…

— Продумано, — оценил я план. — Rjyxtyyfzik.[f тебе тоже должна?

— Да.

— А знакомый, которому ты должна, случайно не охранник из общаги?

— Да, он, — кивнула Елеанна.

— Если я раздам все твои долги, ты обещаешь больше не делать глупостей?

— В смысле — раздашь? А потом я тебе буду должна?

— Нет, я хочу тебе просто помочь.

— Ты уверен?

— В том, что хочу тебе помочь? Конечно, уверен, — когда ты учишься и полностью зависишь от родителей, проблемой может стать даже сумма в три сотыги денег, а когда работаешь, да ещё и откладываешь половину своей зарплаты на протяжении полугода, деньги есть. — Елеанна, ты мне очень нравишься, даже больше, чем нравишься, и мне неприятно, что ты занимаешься какой-то хернёй, — наверное, я глупо выглядел с такими словами. — Ты даже не представляешь, насколько это всё страшно. Сначала ты пробуешь алкоголь; в жизни должна быть гармония: выпил — покури, потом берёшь сигарету…

— Я не курю, сегодня просто настроение такое было, — перебила меня Елеанна.

— Не обязательно в таком порядке, и я не конкретно тебя имею в виду. Конечно, процесс скатывания не последовательный, типа — сначала дудка, потом таблетосы, затем ширево. Но для впечатлительных любознательных мокрощелок это, мне кажется, вполне применимо.

— У меня хватит мозгов не колоться! — категорично заявила девушка.

— Не хватит, если у тебя не хватило ума не есть всякое говно и не устраивать стриптиз…

— Да не стриптиз это был, я просто кофточку сняла под музыку!..

— На сцене.

— Мне иногда от «Э» потанцевать охота.

— Э, — произнёс я как «буээ», будто зову Эдика. — Не важно! Даже если брать твой случай — Rjyxtyyfzik.[f дала тебе попробовать одну таблетку за твои деньги. Тебе понравилось, ты просишь ещё. Затем вы идёте в клуб, там она тебя знакомит с какими-то чуваками, они, из мысли замолодить двух мокрощелок, зовут вас к себе на хатку, и вы туда, конечно, приходите, потому что они такие милые и забавные. Ведь в таком состоянии вам на уши упасть — пустяки. И если твоя Rjyxtyyfzik.[f хоть кого-то там знает или видела, ты же знаешь только её, а её уже повели ебать в другую комнату три мерзких хачика. И ты сидишь скромно и, немного волнуясь, тянешь алкоголь из стаканчика, чтобы не выделяться из всех присутствующих. А на хатке этой кто-то дует, кто-то нюхает, кто-то лижет, кто-то сосёт, а кто-то бахается. И вот к тебе подсаживается уродливый чурка и говорит: «Ой, а что это за красивая девушка тут сидит и киснет?» А ты улыбаешься, смущаешься, ведёшься на каждое его слово, он падает тебе на уши весом общей массой триста тонн брутто груза, спрашивает, что ты пьёшь, узнаёт твои предпочтения, ты ему говоришь, что уже какое-то говно пробовала, и он тебе говорит, что есть вещь покруче — гердос, — я говорил быстро и без остановок. Если честно, я не знал, как это всё происходит, а только предполагал. Про хачиков вообще просто так ляпнул, это первое, что мне пришло в голову. Моей задачей было напугать Елеанну, а она слушала, раскрыв рот. — В жизни каждого человека хоть один объебос, но попадается, который скажет, что колоться — это круто. И ты веришь ему, потому что глупая, потому что не знаешь, как решить свои проблемы, и пробуешь. Но в первый раз ничего не понимаешь и решаешься на второй и на третий, потом понимаешь, что от гердоса и правда нет проблем и нет плохого настроения, всё круто, а дальше — зависимость и надо кучу бабла. И твоя учёба вместе с будущей карьерой отходят на последний план, ты только думаешь, где бы ещё найти бабок на дозу, твой моральный уровень становится всё ниже, и вот ты уже за дозу даёшь в жопу всем подряд и отсасываешь каждый член, я ещё молчу про разные заболевания. И ты будешь ползать и скулить: «Мама, мама, я пропала, меня любит кто попало». Ну или начнёшь воровать, но, скорее всего, станешь самой доступной чиксой на районе. А потом в твоей жизни обязательно появится какой-нибудь сочувствующий и скажет: «Елеанна, ну чё ты тратишь столько денег, когда можно обходиться меньшей суммой?» И ты незаметно для себя переходишь на седло, радуясь, что таких финансовых проблем больше не будет.

— Что? — переспросила Елеанна. — На что переходишь?

— На седло, — повторил я, — дезоморфин.

— Что это такое?

— Это жёсткая грязная смесь из йода, красного фосфора и кодеина. Одна врезка седла стоит раз в восемь дешевле, чем доза гердоса. Ёпти, кодеин по-винтовому, — добавил я.

— Это как — по-винтовому? — Елеанна совсем ничего не понимала.

— А ты с какой целью интересуешься? Я тебе рисую твои возможные перспективы, если ты и дальше будешь идти на поводу своей ёбнутой подружки, — я попытался съехать с темы, потому что сам не сёк в этом вопросе.

— Ну расскажи, чтоб я знала, что меня ожидает в будущем.

— А хочешь, покажу? — мне в голову вдруг пришла гениальная идея: самый лучший социальный ролик про наркоманию — привести человека на хату к торчку и показать, как он выглядит и живёт.

— Давай, — легко согласилась Елеанна.

— Гаста сегодня в ночь, отрабатывает долг, завтра я ему позвоню и попрошу, чтобы он нас отвёл в гости к торчку, но я тебя сразу предупреждаю, что зрелище там не для слабонервных.

— Почему?

— Потому что он седловар! У него дома хуже, чем в бичатне.

— А далеко идти?

— В соседний дом.

— А родители?

— Его родители? — уточнил я.

— Да.

— Родители его отселили куда подальше и забыли, как страшный сон, — сказал я, вспоминая Гену.

— А почему «седло»? — Елеанну, похоже, всерьёз заинтересовала эта тема.

— Потому что кодеин раньше выбивали из препарата «седал-м», «седальгин». Теперь из других добывают вроде.

— Как это понять — выбивали, добывают?

— Тебе рассказать весь процесс приготовления?

— Расскажи. А ты откуда это всё знаешь? Пробовал, что ли?

— Нет, у меня хоть и нет высшего образования, но хватило мозгов не считать это крутым, и родители доступно объяснили, что хорошо, а что плохо. Как видишь, я даже не бухаю и не курю.

— А откуда ты тогда это знаешь?

— А где я живу, по-твоему? Это самый криминальный и отмороженный район в городе, у меня полподъезда бахались, только в прошлом году два торчебоса загнулись с разницей в три месяца. Гаста вообще живёт в общаге, в которой раньше комнаты давали только врачам, а сейчас там куча торчков живёт. Правда, они дохнут, но новые тоже, наверное, появляются…

Вообще-то, я напиздел. Может, у меня и самый криминальный район, пускай в прошлом году в моём подъезде и правда два торчка отъехали (один из них, кстати, жил у меня за стеной, сосед по лестничной клетке), всё равно меня это не коснулось. Это коснулось Гасты — почти все его друзья, с которыми он долгое время общался, стали колоться. Как-то резко и сразу. Он мне много про это рассказывал, поэтому я и был наслышан о седле.

— А Гаста не колется?

— Нет, я бы с ним тогда не общался. Но он колол другим, когда те сами себе не могли.

— Почему не могли?

— Может, по неопытности, не знаю.

— А почему — по-винтовому? — ещё раз спросила девушка.

— Потому что процесс приготовления такой же, как у винта.

— А это что?

— Это первитин — метамфетамин, стимулятор. Всё различие между винтом и седлом — в основных составляющих. В седле — кодеин, а в винте — эфедрин.

— А это что?

— Да что за вопросы, Елеанна? Так интересно — почитай в интернете, там всё написано, и способы приготовления тоже.

Мои знания этой темы уже со мной прощались.

— А почему не запрещают?

— Интернет?

— Ресурсы с таким содержанием…

— Ха-ха. А как ты запретишь, это же интернет. И потом, если ты купила нож, ты же не станешь им себя резать, правильно? И их не запрещают в продаже, потому что они ещё много где могут пригодиться. А если один мудак себя порезал или кого-то, тут уж, извините, ничего не поделаешь, если вместо мозгов жопа и ты дурак по жизни, тебя посадят. Вот и здесь — ну есть способ приготовления, ну и что? Во-первых, ты ещё попробуй приготовь это всё, там целая наука, а во-вторых — оно тебе надо? Последствия этого всего известны, наркоманом быть не круто, саморазрушение в почёте только у алкоголиков, а у них немного другой маршрут, хоть и в ту же сторону, и билеты на этот маршрут вообще легально продаются даже детям.

— А что там такого сложного в приготовлении, если всё равно кто-то может приготовить?

— Я не варил, не знаю.

— А если запретить в продаже то, из чего делают?

— Спички запретить? Или йод?

— Они из спичечной серы что-то делают? — попыталась угадать Елеанна.

— Нет, там нудный, вонючий и долгий процесс приготовления: чтобы выбить кодеин, нужен бензин, кислота и щёлочь в гранулах, йод надо из обычного превратить в кристаллизованный, а красный фосфор есть в черкашах от спичечных коробков. И это всё туда-сюда гоняется из фурика в фурик, выпаривается на водяной бане, потом как-то мутится, кто-то на утюге выпаривает, — я попытался вспомнить то, что мне рассказывал Гаста, но после щёлочи в гранулах и фуриков с водяной баней моя память отказалась со мной сотрудничать.

— Что выпаривает?

— Бодяжную херню, чтоб всякое говно ушло, а то, что надо, осталось. Да хуй знает! Я сам знаю понаслышке. Завтра сходим, посмотрим. Если тебе будет мало, поищешь доп. инфу в инете. Но я надеюсь, этот поход ты запомнишь на всю жизнь и больше никогда не будешь думать, что этот наркотик можно, этот — нет. Они все одинаково вредны и ебаны.

— Хорошо, — Елеанна легла.

— Так что у тебя всё-таки с охранником, если он даёт в долг такие суммы? — я снова вспомнил его рожу и подумал самое плохое, что только можно подумать. — Вы точно с ним не это?..

— Нет, он хороший, — Елеанна улыбнулась.

— Пф, как скажешь, — хмыкнул я и добавил обиженным голосом, прикинувшись пятиклассником: — Был бы хороший, дал бы не в долг, а безвозмездно.

— Ну чего ты? Опять ревнуешь?

— Да.

— Он сказал, что я могу не возвращать. Может, поговорим о твоём друге-охраннике? — попыталась перевести тему Елеанна.

— Давай поговорим. Он мой парень, мы любим друг друга, — признался я. — Скоро из детского дома возьмём пиздюка на воспитание и вырастим из него красивого пидораса.

— Ха, ха, очень смешно.

— Так, значит, можно забить и не возвращать долг? — вернулся я обратно к предыдущей теме.

— Нет, я хочу отдать ему эти деньги, потому что…

— Потому что, если не отдашь, он ждёт взамен на эти деньги перепихончик.

— У меня с ним ничего нет и не будет, — отрезала девушка. — Мы друзья.

— Это ты знаешь, а ему сказать забыла. Елеанна, запомни, у красивых девочек нет друзей среди мальчиков и быть не может, — возможно, я был неправ, но считал именно так.

— Почему?

— Потому что каждый хороший друг спит и видит, как бы трахнуть свою красивую подружку, — сказал я.

— Ты неправ, — Елеанна помотала головой.

— Ага, особенно неправ в тех моментах, когда лучший друг находится всегда рядом со своей подружкой, которая только что рассталась с парнем. К кому она ещё пойдёт, чтобы её пожалели? Он её поддерживает, успокаивает, она ему говорит: «Как хорошо, что ты есть», а он её гладит по-дружески, ухаживает за ней, говорит приятные вещи, а потом ебёт! — я выделил последнее слово интонацией, стараясь подчеркнуть, что всё сочувствие в таких эпизодах, как правило, не более чем прелюдия.

— Фу, какой ты грубый.

— Ага, это я.

— Ничего не так, он нормальный.

— Да у многих девушек сперва все нормальные, потом браки с нормальными, потом они детей рожают от нормальных, а потом все нормальные вдруг резко становятся хачиками и морозятся от алиментов, а виной всему — тупая неразборчивость, — было такое ощущение, что это я что-то съел, а не Елеанна, так меня пёрло на разговоры.

— У тебя какие-то проблемы с девушками?

— Нет.

— Оно и видно. А почему ты о них такого плохого мнения?

— Я обо всех плохого мнения.

— А вот это правда!

— Это я.

Мы не спали всю ночь, разговаривали, спорили, лежали молча, обнявшись, снова разговаривали, пили чай, разговаривали — и так по кругу, пока не наступило утро.

Елеанна меня подбивала скорее позвонить Гасте, но я знал, что он всё равно не ответит, и ждал полудня.

— Автор, ты меня разбудил, — ответил Гаста довольно бодрым голосом.

— Не пизди, ты не спал, — сказал я.

— Я собирался.

Я рассказал ему в двух словах, что мне от него нужно, он воспринял идею не с таким энтузиазмом, как Елеанна.

— Даже не знаю, что тебе сказать, братик. Я недавно был у Гены, он истекает гноем, не уверен, что это стоит показывать маленькой девочке с неокрепшей психикой.

— Надо! — настаивал я, собираясь завершить свою миссию по горячим следам.

— Ладно, твоё дело. Подваливайте ко мне.

Мы оделись и пошли в дурку. В дверях общаги я снова столкнулся с Марчелой.

— Привет, — сказала она.

— О, научили здороваться?

— Я умела. К Гасте идёшь?

— Да, — я хотел ляпнуть что-нибудь обидное, но постеснялся Елеанны. И подумал ещё, что сейчас, когда Марчела мне совсем перестала нравиться, она вдруг отупела. Зачем спрашивать то, что прекрасно знаешь? К кому ещё я могу сюда приходить?

— Девочка твоя? — Марчела быстро посмотрела на Елеанну. — Такая молоденькая.

— Подружка, — ответил я. — Ты как мои соседи по этажу: только я куда-то собираюсь идти — и они выходят. Вот постоянно так, всё время. Они будто сидят одетые возле своей двери, слышат, что я выхожу из квартиры, и тоже вываливаются. И ты так же: я захожу в дурку — ты мне навстречу, — добавил я раздражённо. — Это какой-то тупой прикол?

— Хамло! — ответила Марчела и пошла, куда шла.

— Кто это? — спросила Елеанна, когда мы зашли внутрь и подошли к лифту.

— Никто, — ответил я, пытаясь перевести тему. — Гаста сказал, что торч, к которому мы собираемся заглянуть, совсем плохой, поэтому будь готова к лицу смерти.

— А он прямо у себя всё приготавливает?

— Нет, он куда-то ходит. Может, в другое крыло, я не знаю.

Мы дошли до Гасты, я стукнул в дверь.

— Я ща, подождите пока во дворе, — выглянул он, полураздетый.

— Хорошо, — я повернулся к Елеанне, — пойдём пока во дворе потусим, — и пошёл в сторону кухни.

— Ты куда? Разве двор не на улице? — удивлённо спросила девушка.

— Не, мы так кухню называем — Матрёнин двор, — пояснил я.

— Почему так?

— А там тараканов много, — ответил я.

— И где связь? — спросила девушка.

— Ты же филолог, вы же должны были это читать, — произнёс я, заходя на кухню и оглядываясь по сторонам. Там никто ничего не готовил.

— Что читать? Нееееее, я их боюсь, давай лучше тут подождём, — упёрлась девушка.

— Да их сейчас нет, день же, — уговаривал я её пройти. — Заходи, не тупи, — я потянул её за руку.

Елеанна зашла на кухню и начала вертеть головой в поиске тараканов.

— Аа, мама! — вскрикнула девушка, посмотрела в другое место и вскрикнула ещё раз: — Ой! Пошли отсюда, я их боюсь!

Елеанна выбежала из кухни, я вышел следом.

— Там их почти нет, три штуки сидят на стенках — это фигня, — попытался я оправдаться.

— Фуууу, — скривилась девушка.

— Можно почитать надписи на стенах в подъезде, там их много, есть увлекательные, — предложил я в качестве альтернативы своё любимое занятие. — Я часто их читаю, мне нравится, попадаются смешные.

— Пойдём, — быстро согласилась девушка, — в подъезде хоть нет тараканов?

— Нет, там для них холодно. А, кстати, знаешь, почему насекомые могут на потолке сидеть?

— Нет. Почему?

— Потому что у них нет мозгов, — пошутил я.

— Хех, — улыбнулась Елеанна. — Потому что у них на лапках есть какие-то липучки.

— Да ну, это не смешно.

Я стукнул ещё раз Гасте и сказал, что мы пока спустимся на этаж Гены и подождём его там.

— Чего он так долго копается? — спросила Елеанна.

— Не знаю, наверное, чем-то занят или дрочит, — я не хотел говорить Елеанне, что Гаста по своей натуре — черепаха.

Мы вышли в подъезд.

— Боже, ну и подъезд, ещё страшнее кухни, — поразилась Елеанна маргинальным откровениям на стенах.

— Что поделать. Вон там моя любимая надпись, — я показал пальцем на мультяшное облако.

— И что там написано?

— CD на жопе ровно и не DVD меня.

— Блеск!

— О! — я обратил внимание на пошлую надпись.

— Что? — Елеанна повернулась на мой звук.

— Баловать писюндрой в задничку, — прочитал я надпись вслух. — Это вот когда денег нет на дозу.

— Глубоко, — сказала Елеанна, улыбнувшись.

— Глубоко баловать? — поинтересовался я.

— Нет. В смысле — глубокая мысль, — поправилась Елеанна.

— Трахаться лучше, чем ждать, — прочитал я следующее творение.

— Соглашусь, — кивнула Елеанна и прочитала несколько надписей подряд: — Святая троица, святая троица, святая троица и святая троица.

Я посмотрел в сторону, куда показывала девушка; примерно половина стены была исписана замазкой, там можно было прочитать: «Святая троица rulezzz!!!», затем перечень всех участников святой троицы, вернее — участниц: Сливка, Клёпа и Марчела.

— Мы рульные тёлки, — прочитал я надпись чуть пониже и усмехнулся.

— Всем своим недругам и завистникам мы посылаем луч солнца, чтобы он сжёг вас дотла, уроды!!! Мы rulezzz! — прочитала следующую надпись Елеанна и добавила: — Ну и банальщина.

— Ха-ха, а вот, зацени: Клёпа сосала хуй с яйцами, — прочитал я чьё-то заявление и хихикнул.

— Где? — Елеанна подошла ближе и дочитала то, что было дописано ниже другим почерком: — Большой и толстый, — она посмотрела чуть левее и добавила: — Мы психи.

Я взглянул на другую стенку, там был нарисован семяизвергающий член с крылышками, а ниже было подписано то ли кто рисовал, то ли кто изображён — Сопливый.

— Ты укусил мой жёб, — прочитала Елеанна следующую надпись.

Я спустился ещё на несколько ступенек ниже и заметил очередной шедевр.

— Гаста и Сливка трахались, ха-ха, — прочитал я новость, пытаясь вспомнить, как выглядела первая любовь моего друга. В скобках была подпись писавшего — Ксюхан.

— Это девушка Гасты?

— Кажется, первая любовь, — ответил я. — Даже и не знаю, когда это было. Капец как давно, наверное.

Мы спустились ещё ниже.

— Нас умнее в мире нет, — прочитала Елеанна ещё одну надпись.

— Спорно, — усомнился я. — А вот: «Жизнь успела поломать многих… Например, меня».

— И не лень же людям писать на стенках тексты песен, — сказала Елеанна, разглядывая следующий кусок исписанной стены.

— Раз писали, значит, не лень, — пожал я плечами. — Скины — лохи, — произнёс я вслух, рассматривая утверждение над зачёркнутой фашистской свастикой.

— Антифа — тоже, — прочитала Елеанна надпись правее.

— Неправда, — прочитал я то, что было написано левее, и засмеялся.

— А вот кто писал, тот лох, — прочитала Елеанна вертикальную надпись, которая вместилась только так.

— НЕ лох, — поправил я, показывая на едва заметную частицу, дописанную другим человеком.

— Т. Т. П. П. — только тронь, пизды получишь! — прочитала Елеанна очередное творение наскальных живописцев. — Какая замечательная аббревиатура...

— Да, когда-то наша любимая, — вспомнил я детство. — У нас ещё была аббревиатура Ш. М. П.

— И что это значит?

— Шлюха местного подвала, — усмехнулся я.

— С ума сойти, — ужаснулась девушка и прочитала стихотворение, написанное чёрным маркером: — Писать на стенках туалета, мои друзья, не мудрено. Среди говна вы все поэты, среди поэтов вы — говно.

— Ага, — вспомнил я стих, — классика. У нас в школе такой стишок был в толчке написан, только заканчивался он твоим любимым словом.

— Это каким?

— Дерьмо.

— Ха, это не моё любимое слово, — хихикнула Елеанна.

Послышались шаги, я заметил очередную интересную надпись, но не успел её озвучить — к нам спустился Гаста.

— Я готов, пошли.

Мы двинулись к Гене. Я обернулся, чтобы взглянуть на неё ещё раз, стараясь пропитаться смыслом и настроением перед посещением комнаты ужасов.

«Скоро всем пиздец!» — прочитал я её про себя и побежал догонять остальных.

— А ты Гену-то хоть предупредил, что мы зайдём? — спросил я Гасту.

— Нет, — ответил тот.

— А если он нас не пустит?

— Мы его спрашивать, что ли, будем? — возмутился Гаста. — Он же слаб и немощен, воняет гноем, сами зарулим, да и всё! — он постучал в дверь Гениной комнаты: — Гена, это Гаста, открывай.

Я достал из кармана носовой платок и протянул его Елеанне.

— Зачем?

— Прикрой нос, тут жутко воняет.

— Я уже чувствую, — ответила девушка.

— Да не, это ещё не воняет, — улыбнулся я.

Через несколько секунд нам открыл Гена.

— Ёб твою мать! — Гаста сделал несколько шагов назад. — Ох, бля!

— Аооаа, — кивнул опухший Гена, пропустил Гасту, дошаркал до матраса и сел на него.

— Я не один, — сказал Гаста, оставляя дверь открытой для меня и Елеанны. — Можно и не спрашивать, как дела, — вижу, что хуже некуда.

Елеанна его ещё пока не видела, находясь у меня за спиной. Я зашёл к Гене и скривился — мало того что в комнате было нечем дышать, так ещё и хозяин комнаты не уступал по красоте самым страшным персонажам фильмов ужасов.

— Фу, бля, — я посмотрел на торчка — его голова напоминала шар: щёки сильно раздулись, отчего он не мог говорить, зрелище ужасное. — Привет, Гена!

Я осмотрел комнату, она была даже меньше моей. Тут было не так грязно, как я себе представлял, хотя для такой площади, может, срач конкретный: грязный матрас, окурки, бутылки, шприцы. Буэа.

Странно, мне казалось, тут все комнаты одинаковые по площади, а у Гасты хибарка была больше раза в четыре. В сравнении с Геной у него, в таком случае, хоромы.

— Здрасьте. А! — в комнату, прикрываясь платком, зашла Елеанна, посмотрела на Гену и вскрикнула, разворачиваясь и собираясь выйти.

— Стой! — я схватил её за руку. — Смотри, чего ты, ты же это хотела увидеть. У него гниёт рот. Когда колешься всяким говном, рот обязательно начнёт гнить, — начал я свою речь о вреде наркотиков. — А ещё у наркотиков есть такое свойство — доставать на поверхность все твои болячки. А когда ты колешься таким грязным раствором, организм пытается его вытолкнуть из себя, и он течёт по венам и ищет выход, который может найти в любом месте: зубы, лицо, руки, — я старался придать голосу зловеще-назидательную интонацию, но она была не нужна, учитывая серьёзность темы. — У наркоманов совсем нет иммунитета, ты можешь покрыться язвами, фурункулами и прыщами, — и, хотя это всё были мои догадки, я старался наговорить как можно больше гадостей, чтобы Елеанну вытошнило прямо на Гену.

Но я мало что об этом знал. Гаста молчал и меня не поправлял, а Гена говорить не мог.

— Кхм, кхм, кхм, — Елеанна закашляла в платок, морщась от запаха в комнате.

Гена сидел на матрасе, обхватив руками колени, и безразлично смотрел на нас. Похоже, он уже давно слился с надписью на стене, которую я не успел озвучить.

— У него гниют ноги, — сказал Гаста, кивая на Гену, — поэтому такой блевотный запах вперемежку с седлом.

— О, Гена, а покажи гангрену! — попросил я. — Как-никак — это же кульминация всего пути седловара.

Гена подчинился и медленно задрал штанину спортивного трико. На левой ноге, чуть ниже колена, на самой голени, была открытая рана, кожи не было, и торчал гнилой кусок мяса, сама же рана была видна не полностью и уходила под вязаный носок. Морально разложившийся и физически разлагавшийся заживо человек уже ничего не стеснялся. Скорее, наоборот — постесняться можно было его, глядя на него.

«Где-то я эти штаны уже видел», — подумал я.

— Ой, мамочка! Аа! — Елеанна резко развернулась и выбежала из комнаты, закрыв лицо моим носовым платком.

— Гаста, а это случайно не твои штаны? — спросил я друга, оборачиваясь на убегающую Елеанну.

— Мои, и носки тоже мои, мамка когда-то давно связала, — ответил Гаста. — У него уже совсем не было шмоток, всё провоняло седлом, вот я и отдал ему своё старьё, какое в шкафу нашёл.

— Может, надо кого-нибудь из врачей позвать на помощь? — спросил я.

— Скорую надо вызывать, из жильцов сюда никто не придёт.

— Ха, — я даже знал почему.

Когда Гена был поздоровее и не страдал таким жёстким недомоганием, он доставал всех соседей по очереди, занимал деньги и не возвращал. Портил жизнь многим жильцам и вёл себя в разы отвратительнее, чем я в гостях у Елеанны, а Ксюхан — на свадьбе своей сестрички.

— Я тоже пойду, — сказал я. Оставаться здесь надолго было сродни мазохизму, насиловать свою психику я уже больше не мог. — Будь здоров, Гена! — попрощался я с умирающим, отмечая про себя абсурдность и комизм своего «пока» в данной ситуации.

— Ааааооааааоо, — ответил мне Гена.

— Что он сказал? — я повернулся к Гасте.

— Мне кажется, «Пошёл на хуй», — предположил Гаста.

Я кивнул и вышел вслед за Елеанной. Она стояла у окна и плакала. Я прошёл мимо надписи про Васю, мельком взглянув на неё.

— Чего ты убежала-то? — я взял Елеанну за руку. — Могла бы посмотреть и подольше, что с тобой может стать в будущем.

Она ничего не ответила.

— Вот то, что мы сейчас видели — голова как шар, — сами торчки называют синдромом чупа-чупса», а в некоторых зубных поликлиниках для торчков с гниющими ртами даже отдельное кресло выделено, — продолжал я дальше рассказывать Елеанне всё, что слышал от Гасты, стараясь вспомнить как можно больше, потому что моих знаний хватило бы только, чтобы сказать: «Наркотики — это плохо, они тебя унижают!»

— Ему, наверное, очень больно, — сказала девушка.

— Так иди, пожалей умирающего, — ответил я. — Наверняка больно, он же гниёт, он сейчас себя ассоциирует со словом «пиздец», вдаваясь во всю метафизику этого слова. От этого он ещё больше хочет бахнуться, чтобы боль ушла. Им же все конечности отрезают на хуй. Либо кисти и ступни, либо руки — по плечи, ноги — по яйца. И как такого жалеть, если он сам себя до этого довёл добровольно? А начинают чаще всего колоться вообще в вены на пальцах рук.

— Почему?

— Да чтоб дорог не было видно, чтоб родители не спалили. Бахнулся туда, руку об асфальт разодрал и спрятал следы от уколов. Или некоторые ещё берут кошку, выдавливают ей когти из лапки и — what's up_царап себе всю кисть. А знаешь, почему они так быстро начинают гнить? — продолжал я, не дожидаясь её встречного вопроса, пока не забыл. — Если бахнулся гердосом — весь день торчишь и радуешься жизни, а бахнулся седлом — и ждёшь, когда отпустит. Они в день им несколько раз бахаются, а ты прикинь — щёлочью, кислотой и бензином бахаться, там вена на пять раз, ёпти, — завершил я цитировать очередную мысль Гасты.

— Дарова, Автор, есть сигарета?

Я чуть не подпрыгнул от этих слов и хрипловатого голоса, обернулся и увидел Маску. Он стоял в шортах и футболке.

— Привет, не курю, — ответил я и чуть не закричал в ужасе: «Гаста! Убивают!»

Маска поковылял дальше.

— Это кто? — шёпотом спросила Елеанна. Похоже, получасовое пребывание в дурке её уже сводило с ума.

— Это Маска, тоже торч со стажем, — сказал я, постепенно приходя в себя. Он так неожиданно появился и заговорил, что я чуть не обосрался от страха. — Кореш Гены, кстати, у него несколько судимостей.

— Это он в тюрьме себе сделал наколку? — аккуратно спросила Елеанна.

— Твою мать! — это меня разозлило. — Он прошёл мимо нас за три секунды, а ты успела рассмотреть его наколку!

— Он же в футболке был, — растерянно ответила Елеанна. — А что она означает?

— Она означает восемь сроков, три побега, — сказал я. — Понятия не имею, что он себе за синеусье на киче наколол. Если интересно, догони и спроси.

— Не интересно, — помотала головой Елеанна. — Ты мне тут такие ужасы показал, я хочу домой.

— Это ещё не ужасы, а так — детский лепет на зелёной лужайке. Вот их было три кореша: Масёл, Гена и Маска — все торчки. Масёл две недели назад ласты завернул. Бахнулся в пах и залип, перестав зажимать ватой дырку, в результате потерял много крови и окочурился.

— Кошмар!

— Это не кошмар, это пиздец, — подобрал я верное название для случившегося. — А Маска, кстати, бахался в ногу, у него вообще вена на ноге стала сквозной. Гаста рассказывал, что он с одной стороны вливает перекись, а из другого конца она капает — это он так промывает рану, поэтому он теперь и хромает, — вспомнил я Маскину походку «рубль двадцать». — Гаста вообще торчков по походке узнаёт, мы даже с ним как-то стояли у аптеки и считали седловаров, они все воняли йодом, и у многих лица были в каком-то говне, а Гаста их всех видел уже метров за сто.

— Пошли отсюда, — Елеанне становилось плохо.

— Сейчас пойдём, Гасту подождём только, чтобы попрощаться, — я посмотрел на стенку возле Елеанны. — А есть вещь ещё пострашнее — коаксил. Там вообще: укололся раз — вены нет, промахнулся мимо вены — язва.

— Автор, хватит о наркотиках, — Елеанну уже передёргивало.

— Как скажешь, — я замолчал.

Да и что я сам об этом знал? Знал Гаста, а я говорил его словами. Просто я подумал о том, что на сознание маленькой девочки можно повлиять всякими страхами.

Может, я был абсолютно неправ. Опыта падания на уши у меня не было, это был первый, да и тот не с целью трахнуть девушку, а попытаться хоть чуть-чуть заставить её думать своей головой. Но и в том, что я перегнул палку, я тоже не мог быть уверен.

— Любить, — начал я читать вслух одну из многочисленных надписей на стене, чтобы немножко разрядить обстановку, — это находить в счастье другого своё собственное счастье. Не пизди! Ты всё равно какашулечка тупая. Вот! — прочитал я сразу следующее высказывание в сердечке, но, кажется, оно было лишним, и атмосфера в подъезде стала ещё хуже. — Хорошая мысль про счастье, — добавил я, чтобы не стоять в тишине, — тут просто философы тусят.

— Это и есть фраза немецкого философа, — ответила Елеанна.

— А я не знал, — сказал я. — Нас в церковно-приходской школе только побираться учили и чтобы в любую погоду могли простоять сколько угодно.

— Ха-ха-ха-ха, — засмеялась Елеанна.

— А я ещё случай вспомнил, Гаста рассказывал. Какой-то торчок уверовал, чтоб соскочить, и ушёл в монастырь. Его батюшка отправлял деньги на храм собирать. А он однажды не выдержал и ширнулся на собранный баблос. И так он находил бабки на ширево, а батюшке говорил, что ничего не давали, — заканчивая говорить, я сам засмеялся, потому что подобное использование веры в целях собрать на дозу мне казалось невероятным. — Просто прикинь: люди думали, что давали деньги на строительство храма, а они уходили на строительство дорог.

— Ну чё вы тут? — к нам вышел Гаста.

— А ты чё? — повернулся я к нему.

— Всё, насмотрелись или ещё к какому-нибудь торчебосу зарулим?

— Насмотрелись, — кивнула Елеанна.

— Мимо нас Маска проходил, — вспомнил я.

— Да, он тоже заходил к Гене, посочувствовал другу, вмазанный уже прямо с утра.

— Это у него поэтому был хриплый голос?

— Да.

— А как они не попадаются, если колются вместе, а у кого-нибудь потом передоз? — спросила Елеанна, адресуя свой вопрос Гасте.

— В смысле — не попадаются?

— Если приедет скорая, они же ещё и милицию могут вызвать.

— А они передознувшихся братанчиков выносят в подъезд, чтоб хату не спалить, и всё. Могут и труп вынести. Потом кто-нибудь из жильцов звонит в скорую. Приезжает скорая: если торч жив, они ему колют налоксон и сваливают.

— А это что такое? — спросил я, подумав: «Этот сейчас до вечера может про торчков рассказывать».

— Какая-то херь, с помощью которой действие наркотика на человека прекращается, он выходит из передоза, приходит в себя и через минуту может уже убежать от скорой куда подальше.

— А как вообще случается передоз? — продолжала спрашивать Елеанна.

— Ты же сказала, что тебе уже хватит? — влез я.

— Я такого не говорила, — отмахнулась Елеанна и посмотрела на Гасту.

— Когда долгое время бахаешься разбодяженным гердосом… ну, в смысле, для веса в порошок могут насыпать бутор и из дозы сделать две, допустим. Бодяжить могут хоть стиральным порошком, хоть извести со стенки в подъезде наскрести. И чтоб вогнать себе в вену поменьше бутора, торчки набирают раствор в баян через ватку. А потом как-нибудь попадается гердос почище, не рассчитываешь норму — передозняк, — пожал плечами Гаста. — У нас был один такой торч — Сопливый, жадный очень, вот он как раз сдох от передоза. Где-то намутил чистого гердоса и бахнулся один, здорово не рассчитав и прилично перепрыгнув свою привычную дозу.

Я не знал, кто это такой, но сразу вспомнил рисунок брызгающего члена с крылышками.

— Короче, мы погнали, — вновь разгоревшийся интерес Елеанны к торчкам меня не обрадовал. Тем более раз она стала у Гасты всё спрашивать, значит, догадалась, что я в этом вопросе профан. Да и хули там было догадываться? Я же сам ей об этом сказал.

— Давайте, спасибо, что зашли, — попрощался Гаста. — Словимся, братик.

— Ага, спасибо, что показал нам гнилого торчебоса, — ответил я взаимностью.

— Гене спасибо, что начал гнить, — ответил Гаста.

— Хе-хе, — злорадно усмехнулся я.

— Смех смехом, а пизда кверху мехом, — задумчиво произнёс Гаста. — Ой, извините, это я так, о своём, — он посмотрел на Елеанну. — Пока!

— Пока! — засмеялась девушка.

Мы вышли из дурки. Я пошёл провожать её домой.

— Ну как, круто сходили? — спросил я у девушки.

— Ужасно! — похоже, она впечатлилась настолько, что ещё долго не забудет опухшего Гену. — И соскочить уже никак нельзя?

— Да нет у тебя никакой зависимости! — ещё раз повторил я. — Меньше об этом думай. Твоими таблетосами даже передознуться нельзя.

— Можно! — снова начала спорить Елеанна. — Я видела, как одна девочка у нас в общаге передознулась…

— Да ладно! И что с ней стало? Она начала кукарекать? Или вертеть головой на триста шестьдесят градусов? Или у неё открылся шоколадный глаз и она высрала формулу вечного двигателя?

— Нет! — раздражённо ответила девушка. — Ей было очень плохо!

— Так вы же запиваете таблы бухачем. Она, скорее всего, просто перепила и отравилась. Типа — сначала мы пили водку, потом пили пиво, а потом отравились печеньем.

— Не знаю, я вообще про седловаров спрашивала, — быстро изменила направление дискуссии девушка. — Можно ли соскочить с седла?

— А как ты соскочишь? Обратно на гердос если только. Кто-то, может, одумывается, когда без рук или ног остаётся.

— А совсем избавиться от наркозависимости можно?

— Да, когда остался без рук и умер, — я засмеялся. — Да не в наркозависимости дело. Дело в тебе! Как ты сама к этому относишься. Кто-то спокойно себе бахается раз в два месяца, когда есть деньги, и радуется приходу. Если человек слабовольный — не наркота, так какая-нибудь другая херь затянет типа онлайн-игр. Чаще всего родители своих заторчавших отпрысков сдают в секты.

— Какие ещё секты?

— Баптистские. Откуда я знаю? Они там поют песни про Иисуса, им внушают, что им помогает господь, что с ВИЧем тоже можно жить, а ещё они батрачат на огородах и выращивают картофан. Ну и организаторы таких сект тянут из родочков нариков бабулькевичи на якобы ремонт своих помещений и прочую шляпу, а те дают. И лечение в такой секте тоже, наверное, не бесплатное. Короче, одну зависимость пытаются перебить другой. Просто переключают внимание. Трудотерапия круглый год, все дела. Когда маленький ребёнок начинает плакать, ему дают погремушку, и он забывает, что у него что-то болит, сразу отвлекается на игрушку и всё.

— Я даже никогда раньше не слышала про седло, — продолжала делиться впечатлениями девушка.

— Да. И я раньше не слышал. И вообще мало кто слышал. Можешь позвонить своей маме и спросить: «Мама, а ты знаешь, что такое дезоморфин?» — а она тебе скажет: «Да, что-то слышала, кажется, это жаропонижающее средство, устраняет симптомы ОРЗ и гриппа». Самые популярные наркотики: гердос, какос и ганжа. Ну и ещё твоё любимое «Э-буээ». Потому что их везде рекламируют, а наркотиков вообще-то до ебеней, и один страшнее другого.

— Оно не моё любимое, — обиделась Елеанна.

— Ладно, извини, — я сменил тон. — В социальных роликах же не говорят названия, а просто: «Наркотики унижают, это не моя тема». Там даже про последствия не говорят. Может, фотографию покажут — и всё.

— А что им показывать?

— То, что надо показывать, не пропустит цензура. Все пропагандисты делятся на два лагеря: одни говорят, что наркотики — это круто, другие говорят, что наркотики — не круто. Но не подойдёт же к тебе торчебос и не скажет: «Елеанна, давай бахаться! Вот у меня гепатит цэ, ВИЧ, я гнию заживо, весь покрылся язвами, умираю, всем должен денег, в розыске за кучу краж, это так круто!» Так же и вторые только скажут, что употребление наркоты ни к чему хорошему, кроме зависимости, не приведёт. Все настоящие последствия и главные доводы, которые должны отбивать любое желание от употребления наркотиков, остаются за кадром.

— А ты типа можешь предложить какие-то более эффективные меры борьбы с этой проблемой? — съязвила Елеанна.

— Ха! Да будь моя воля, я бы вообще легально продавал в магазинах врезки седла кустарного приготовления, чтобы все слабаки сторчались и сгнили. И при этом запретил бы медицинскую помощь умирающим. Чтобы гнилые Гены — ходячие социальные ролики — широёбились по улицам и просили о помощи, а все от них шарахались. Только хардкор!

— Фуууу, — Елеанна поморщилась, видимо, снова вспомнила лицо и ногу гниющего седловара.

— Всё, закрыли тему с твоей зависимостью? — я посмотрел ей в глаза.

— Да, — кивнула девушка.

— Точно? — я наклонился к ней.

— Да! — ещё громче ответила девушка. — Точно, точно!

— Вот и молодец, — я наклонился ещё чуть ниже и поцеловал её. — Когда твой охранник-лапочка работает? — сменил я одну злободневную для девушки тему на другую.

— Не знаю.

— А как… ты можешь дальше жить в общаге, пока не восстановишься?

— Нет, выселяют, у меня неделя на сборы.

— Как он будет работать, ты звякни, я приду с баблом. Могу сейчас.

— Его сейчас нет. Я позвоню, когда будет его смена.

— А другие долги?

— Можно завтра.

— Ладно, как скажешь, будем ждать день, когда он будет работать в день. А твои соседки тебе хоть вернут до отъезда, или кто там тебе должен?

— Не знаю, сказали, вернут.

— Может, я зайду, поговорю с ними? — зачем-то сказал я какую-то шнягу.

— Не надо, они вернут, — ответила Елеанна. — Они тебя, кстати, теперь все боятся, — она улыбнулась.

— Ха-ха, — я тихо засмеялся. — Так ты передай, если не вернут бабло, придёт злой Автор и всех нагнёт.

— Хорошо, — Елеанна улыбнулась.

Мы подошли к её общежитию.

— Елеанна, и, пожалуйста, не делай больше глупостей. Дома тебе за отчисление ничего не будет, родители тебя не выгонят на улицу и не будут бить. Да, поругают, может, накажут, но потом всё равно успокоятся. Объяснишь им, что преподаватель пошёл на принципы. И поедание всяких разноцветных таблеток со смайликами ничего не изменит, а сделает только хуже. И это «хуже», как и поедание всякой цветной дряни, родители тебе точно не простят.

Елеанна кивнула и поцеловала меня.

— И не надо выгораживать своих тупых соседок, они тебя подставляют: курят в комнате, берут в долг, не возвращают. Теперь тебя отчислили, а они дальше будут учиться.

— Nege.gbple тоже отчислили, — сказала Елеанна.

— Туда ей и дорога, забей на неё.

— Ладно, — Елеанна ещё раз меня поцеловала.

Мы попрощались, и она пошла в общежитие. Я еле добрёл до дома, даже не сумел полностью раздеться, упал на кровать и уснул.

вокзально-прощальная лирика

Мне кажется, Елеанна сказала мне не обо всех своих долгах. Может, жалея мои деньги, а может — боялась, что я буду плохо о ней думать.

За следующие несколько дней я успешно раздал её задолженности, о которых мне было известно, она заканчивала какие-то дела по учёбе. Потом мы вместе купили ей билет домой.

Она порывалась вернуть мне долг при первой же возможности, но я настоял на своём, сказав, что не стоит. У меня ведь не было запланированных покупок, в отпуск я не собирался, ни на что конкретное не копил, поэтому разницы между тем, что они лежали бы себе просто в ящике, или тем, что какая-то часть ушла, не было.

Возможно, это некий стереотип. Есть же девушки, которым в кайф стирать вонючие носки, потные заблёванные футболки и обосранные трусы своих любимых. Так же и у некоторых парней — хочется во всём обеспечивать свою девушку, оплачивать любую её прихоть и глупые бесполезные покупки типа воздушного шарика, жвачки и что там ещё есть дешманского. Тем более если такая возможность имеется. А уж долги раздавать — вообще мечта каждого… лоха́.

Последние два вечера мы провели вместе, обсуждая возможную встречу летом. Представляли, как я приеду к ней или же она приедет ко мне. Или будем ждать осени, когда она вернётся обратно и восстановится, периодически созваниваясь.

Я был в хорошем настроении, и у меня до сих пор не было ощущения, что уже завтра девушка, к которой я привык за несколько недель и не мог без неё, оставит меня и уедет домой.

Я много шутил, мне казалось, у меня неплохо получалось — Елеанна смеялась, я смеялся ещё больше, с каждым смешком считая, что я прирождённый шуткарист.

— Или… или это, знаешь… ээээ… ха-ха-ха-ха, — я пытался сочинить ещё какой-нибудь пошлый стишок. — Я сразу смазал жопу маслом, плеснувши смазку из флакона, — произносил я медленно и уверенно, стараясь придать своему голосу грубый металлический оттенок, чтобы было похоже на поэтические чтения.

— Ха-ха-ха-ха, — смеялась девушка. — Фуууу.

— А вот, а вот, ещё придумал, про тебя, кстати. Называется «Зима».

— Как интересно, про меня.

— Лежу я в луже дерьма, огромной луже дерьма… зима!

— Хих, почему про меня?

— Ты же любишь говорить про дерьмо.

— Ха-ха-ха. Ну хватит уже! — девушка бросила в меня подушку. — Чем тебе не нравится это слово?

— Не знаю, какое-то оно понтовое, — ответил я. — А, не, даже — беспонтовое, хе-хе.

— Ой-ой, я филолог, мне нельзя ругаться другими словами, — оправдывалась девушка.

— Ладно, проедем. Следующий стих называется «ufoлогическое», — я набрал воздуха в грудь и, сделав страдальческую гримасу, взвыл: — Поимел секретный я зад инопланетный.

— Ха-ха, забавно.

— Ха, забавнее некуда, что уж там.

— И сколько ты так можешь сочинять? — улыбаясь, спросила девушка.

— Я-то? Вечно! — я гордо выпятил грудь и произнёс: — Декабрист! Ах, виселица — вечные качели. Я, высунув язык, нассал себе в штанину. А как же быть иначе, Коля? Я — декабрист! Я не могу жить без протеста!

— Это из исторического? — продолжала смеяться Елеанна.

— Из исторического, истерического, — кивнул я и тоже хихикнул.

— Что-нибудь ещё? — Елеанна посмотрела на меня.

— Стихи! — я вскинул правую руку вверх. — Волк завыл, а конь заржал — поебайка прибежал! Нет, погоди, не то, это из раннего! Спокойствие… Кхм! Щас, щас сделаем. Кхм-кхм. Кругосветное путешествие.

— Это название?

— Да.

— Ну-ка.

— Я Африку говном измазал… Какого хуя в унитазе делал глобус? Хе-хе-хе-хе, — это двустишие меня развеселило особенно.

— Ха-ха-ха, — ещё громче засмеялась девушка. — Ну сколько можно уже сортирного юмора?

— Это не я, — произнёс я дебильным голосом, — это моя сестра-лесбиянка.

— Ууфф, мне нельзя так много смеяться, завтра буду плакать.

— Это что ещё за тухлая примета? Зацени лучше хокку: «Собака насрала, пожухли яблоки, пиздец посеву».

— Ужас.

— Огляделся ранним утром… одна жопа кругом… кто-то сел на моё лицо.

— Ха-ха, ну не такое уж это и хокку.

— Очень даже хокку! Вот ещё из истории, ща, сформирую мысль, ща, секунду, секунду… ээ… ага! Отряд эсэсовцев злых медитирует на заре. Дотла, хе-хе, сгорела деревня. Блин, смешинка всё испортила!

— Ну это, хе-хе, между прочим, не смешно.

— А я, хе-хе, между прочим, и не смеюсь, хе-хе-хе.

— Всё?

— Капельки пота на яйцах…

— Кошмар, Автор!

— Как крупинки риса…

— Представляю, что будет в конце.

— Тихо, не ржи.

— Ага.

— Зря разделся пьяный эстет.

— Ха. Я уже устала смеяться.

— А я нет! Стою на асфальте по пояс в говне, крылатая шляпа видится мне, — быстро протараторил я голосом дауна. — Хм. Ну это так себе, недоработал, и тоже из раннего, кстати.

— Ещё немного, и наберётся на поэтический сборник, — с улыбкой заметила Елеанна.

— Спасибо, спасибо, очень приятно, что ты оценила мой наипиздат-крутейший талант поэта.

— Да уж, — снова хихикнула девушка, — и правда. Главное — не бросай рифмовать.

— Ну как можно? Чем же ещё я буду доставать Гасту?

Ближе к десяти вечера я пошёл провожать её домой.

— Наше знакомство началось в пятницу, — сказал я, когда мы уже прощались.

— Так, что за настроения? — Елеанна сразу догадалась, что я имел в виду.

— Да так, просто вспомнил.

— Не переживай, во всяком случае, в эту пятницу оно не закончится. Ты же меня пойдёшь завтра провожать?

— Конечно, пойду!

— Ну и вот, не думай о плохом.

— Да просто мы с тобой так мало потусили, — сказал я с сожалением.

— Хорошего понемногу, — отшутилась девушка.

— Ха, твои подружки тебе точно завтра вернут деньги?

— Да, они же обещали.

— Мало ли что они обещали.

— Вернут! — уверенно заявила Елеанна.

— Как скажешь.

Она меня поцеловала, помахала рукой и скрылась за дверью общежития. Я ещё немножко постоял, разглядывая здание, а потом пошёл домой.

Я брёл по заснеженным улицам, прокатываясь по всем заледенелым участкам дороги. Навстречу мне попадались странные люди — все они были раздеты. Постепенно я тоже начинал потеть и снимать с себя вещи. Когда я снял с себя трусы, я остановился и посмотрел по сторонам — на улице больше никого не было.

Я продолжил идти вперёд, совершенно не понимая, куда я иду. Надо мной кто-то пролетел, слегка задев волосы на голове; я посмотрел наверх, но никого не увидел. Осторожно прошёл ещё несколько шагов вперёд, стараясь обойти открытый канализационный люк; над моей головой снова кто-то пролетел, я не успел обернуться, получил грубый толчок в спину и упал прямо в люк.

Падал я почему-то долго. Сначала мне казалось, что дна тут и вовсе нет, а когда я себя убедил в этом окончательно, вдруг резко приземлился, больно ударившись коленом.

Я огляделся. Вокруг никого не было, я находился в этом подземелье один. Здесь было темно, но простор помещения всё равно ощущался.

Вдалеке появился какой-то слабый свет, я пошёл ему навстречу. Свет стремительно приближался и становился всё ярче. Постепенно я смог различить очертания фигуры, от которой исходил этот свет. Это было что-то с крыльями, а похоже оно было больше всего на… шляпу. Существо передвигалось как улитка, но с гораздо большей скоростью.

Я остановился и присмотрелся, точно — шляпа с крылышками. Она быстро приближалась ко мне и по габаритам была явно больше и выше меня в несколько раз. А свет оказался бликом от её обтекаемой верхушки.

Шляпа остановилась возле меня, от неожиданности я сделал несколько шагов назад.

— Ну, — она посмотрела на меня. — Ты тут кумишь? — звук исходил прямо из самой дырочки наверху.

— Чего? — когда слышишь какое-то слово впервые, всегда переспрашиваешь, потому что не уверен, что услышал его правильно.

— Того, ёпь! — огрызнулась шляпа. — Чё ты понты колотишь?

— Не колочу я никакие понты, — как лох промямлил я.

— А чё ты кумишь?

— Чего делаю? — мне показалось, что таких слов не знает даже Ксюхан, хотя, с другой стороны, он-то, наверное, только такие слова и знает.

— Самый умный здесь? — продолжала грузить меня шляпа.

— А вы, простите, кто? — я всегда старался быть вежливым до конца.

— Я — Залупянский Залупян! Шляпа всего и всему!

— Хе-хе, — я захихикал. — Залупян.

— Чё ты ржёшь?! — она резко взмахнула крыльями, и меня отбросило на несколько метров назад, я еле устоял на ногах.

От шляпы пахло немытыми мудями, поэтому, когда она взмахнула крыльями, вместе с потоком сильного ветра меня ещё обдало довольно пахучим ароматом.

— Фуууу, — я начал кашлять и зажимать нос, — подмылась бы, что ли…

— Обосрался, сын кулацкий? — продолжала грузить меня шляпа.

— Да в чём дело-то? — я совсем не понимал, чего от меня хотят, и на всякий случай добавил: — Денег нет.

— Знаешь, чем отличается хачик от шляпера? — продолжала задавать Залупян свои дурацкие вопросы.

— Только сходство могу найти, — сказал я немного борзо. — Обоими быть западло.

— Ты смотри, какой умный нашёлся. А что хуже: быть шляпером или хачиком?

— Конечно, хачиком! — не раздумывая ответил я и секунду погодя понял, что только что подписался быть шляпером.

— Хо-хо, одним шляпером сейчас станет больше! — довольно заявила Залупян.

— В чём дело? — ещё раз спросил я, понимая, что сейчас со мной что-то сделают. Возможно, что-то очень страшное.

— Дело в том, что ты на себя много берёшь, прикидываясь всемогущим хуем с горы. Вот в чём дело! — грозно произнесла шляпа. — Ты — не центр Вселенной, чтобы везде влезать и строить из себя кого-то. Ты часто забываешь, что ты один и что ты беспомощный. Не лезь, куда не просят, сиди на жопе ровно…

— И не доводи меня! — радостно закончил я за непонятное существо фразу из своей любимой надписи на стене и хотел уже рассмеяться, но потом увидел её строгий вид, который говорил, что ей совсем не до шуток, и стёр улыбку со своего лица.

— Всё сказал?

— …

— Инициатива ебёт инициатора, будешь наказан, — озвучила приговор шляпа всего и всему.

— Эй, слышь, чё за херня? — попытался я показаться бесстрашным викингом, но поскольку я стоял голым перед огромной шляпой с крыльями, то скорее был похож на галимого чёрта.

— Слышь — на базаре услышь, — громко ответила шляпа и ещё раз взмахнула крыльями. На этот раз меня просто обдало противным запахом.

— Хорошо, когда дело в шляпе, плохо, когда делу — шляпа, — зачем-то ляпнул я вслух очередной кал.

— Ха-ха, это я! — прогромыхала Залупян.

— Это тоже я! — по инерции бездумно добавил я и через мгновение понял, что за последнюю минуту облажался уже дважды.

— Ты — шляпер! — грозно заявила Залупян.

Я молчал, хотя мог облажаться и третий раз, сказав своё любимое «это я» и глупо улыбнуться.

— Круто. Всё, пока? — я не мог ухватить нить разговора и был похож на котёнка, с которым играли дохлой мышкой на верёвочке, резко поднимая её выше, как только он пытался схватить её лапкой.

— Нет, ещё обряд посвящения тебя в шляперы, а потом пока, — ответила Залупян.

— И что мне надо делать? — я аккуратно оглядывался по сторонам, ища пути отхода, мысленно отсчитывая про себя: «На старт, внимание, взъёб! На старт, внимание, взъёб! На старт, внимание, взъёб! На старт, внимание, взъёб!»

— Стоять смирно, я сама буду делать, после чего твоя шляпа будет принадлежать мне.

— Это шутка, что ли? — я не мог поверить в происходящее. — Где над такими смеются?

— Нет, не шутка.

Шляпа начала тужиться, шумно втягивать воздух и булькать, но ничего не происходило.

— Ха-ха, что, краник перекрыло? — решил я унизить грозное существо.

— Аааааахххххх… Уууууууу, — завыла шляпа.

Я понял, что это отличный момент, чтобы свалить, развернулся и побежал от неё, тряся мудями, стараясь не оборачиваться.

— Уууууууухухухухуй, — всё выла шляпа, а затем через мгновение зафонтанировала.

Услышав непонятный звук, я обернулся и увидел извержение вулкана Шляпландия. Залупян извергала густые потоки кончитоса, при этом добавляя им движения взмахами своих крыльев. Я попытался ускориться и меньше вертеть башкой по сторонам, но всё это было бесполезно. Мощным потоком кончитоса меня сбило с ног, и я чуть не захлебнулся, стараясь удержаться на плаву и смотреть, куда меня несёт сильным течением.

Было плохо видно, и чем дальше я отплывал на волнах кончитоса от шляпы, тем хуже была видимость. Меня куда-то несло, я барахтался, отплёвываясь от семенной жидкости, и старался держать голову как можно выше.

Впереди были видны люди, они стояли в линейку на каком-то невидимом берегу и смотрели, как я изо всех сил пытался не утонуть. Вокруг этой линейки кто-то бегал. Присмотревшись, я разглядел Чокнутую Псину, она звонко лаяла, но никто не обращал на неё внимания. Затем она подбежала к черте, которая разделяла сушу и поток кончитоса, понюхала и начала разбавлять бушующий поток своей ссаниной.

Я смотрел на людей и тянул к ним руки в надежде, что они вытащат меня к себе, но они стояли не двигаясь, и только смотрели на моё унижение — посвящение в шляпера, если оно ещё не состоялось.

Среди них я смог разглядеть паренька, которого ударил в комнате Елеанны, Гену, Маску, компанию, с которой Елеанна была в клубе, когда я её оттуда выдернул, её соседок по комнате и тех, кто помешал нам провести романтический вечер, сосового эмси и ещё нескольких человек, с которыми где-то когда-то пересекался.

Девушка, которая в комнате у Елеанны заступилась за малолетнего алкоголика, кричала на меня, показывала мне факи, корчила рожу, как когда стараются набрать в рот соплей, чтобы выплюнуть их через рот, и харкала в этот же поток, стараясь плюнуть как можно дальше и, может быть, даже попасть в меня.

Я увидел Ксюхана и Бруталика, они стояли, как столбы выветривания, скрестив руки за спиной, а за всеми этими людьми шла Елеанна.

Я стал ей кричать, чтобы она помогла мне выбраться, но она меня не видела и не слышала, прогуливаясь вдоль берега медленным шагом. Я пытался помахать ей руками, но и эти мои попытки тоже не были замечены.

Течение вынесло меня далеко вперёд, а я, надеясь высмотреть Гасту, упрямо продолжал оглядываться на тех, кто стоял на невидимом берегу. Но, как я ни напрягал глаза, силуэта друга среди всех прочих так и не разглядел.

Я проснулся и посмотрел на часы — начало седьмого утра, я приподнял одеяло и обнаружил, что я полностью голый.

«Интересно я разделся», — подумал я, шаря рукой под одеялом в поисках трусов, смутно вспоминая свой сон и радостно отмечая про себя, что сегодня суббота, а не пятница.

Я не верю в то, что сны сбываются, но, если бы сегодня была пятница, я бы непременно сам себе быстро вбил в голову, что со мной произойдёт какое-нибудь говно.

Вздрочнув на скорую руку, вернее — скорой рукой, и решив, что больше спать не имеет смысла, я встал, сделал свою зарядку для дохликов, страдающих сколиозом, и начал собираться.

Сегодня Елеанна уезжала домой, её поезд отправлялся в половине двенадцатого. В девять я позвонил ей и сказал, что заеду за ней через час.

Я заказал такси на два адреса и поехал за девушкой.

— Привет, ты сама уже вещи вынесла? — глупый вопрос, я же видел, что она уже вынесла вещи.

— Привет, мне помогли, — улыбаясь ответила Елеанна.

— Оо, опять твой лучший друг? — я не хотел злиться, но и не обратить на это внимания тоже не мог.

— Не злись, помог и помог, поехали, — Елеанна села в машину.

Я тоже сел в машину, и мы поехали на вокзал.

— До поезда ещё сорок минут, — сказал я, посмотрев на часы, когда мы приехали на место.

— Хорошо, успеем погулять.

— Ха-ха, с твоим-то багажом погуляешь, — усмехнулся я.

— Тогда просто посидим, — предложила Елеанна.

Я расплатился с таксистом, он помог нам достать вещи, и мы направились к поезду.

— Пойдём тебе хоть еды купим, — вспомнил я про важную деталь в пути.

— Я уже утром купила.

— Ты нормально купила, тебе хватит?

— Да, — уверенно заявила девушка.

— Ну смотри, всё-таки тебе почти сутки ехать. Может, тебе бабок дать, докупишь ещё в дороге, если что? — засомневался я.

— Да мне хватит, Автор, не трать на меня больше, — улыбнулась девушка. — И у меня есть деньги, мне всё вернули.

— Ладно, просто я волнуюсь, — закрыл я тему, хотя мне было бы приятней потратить на неё ещё.

Мы устроились в зале ожидания, Елеанна положила голову мне на плечо, я смотрел на её сумку на полу и медленно начинал переживать.

Очень скоро объявили посадку на наш поезд, мы встали и не торопясь побрели на перрон.

— Видишь, как круто: первое место, — сказал я, когда мы зашли в вагон. — И далеко идти не надо, туалет рядом, кипяток тоже, удобно ведь, — что за херню я несу всё утро?

— Да, — Елеанна меня поцеловала.

В купе ещё никого не было, Елеанна сняла куртку, расположилась и достала вещи, необходимые в дороге. Все остальные сумки я убрал под полку.

— Тебя встретят?

— Да, ты уже спрашивал.

— Найдёшь себе дома нового парня, — грустно сказал я.

— Не найду, ты раньше найдёшь.

— Парня?

— Девушку!

— Да кому я нужен?

— Мне, — улыбнулась Елеанна.

— Хах, родители не сильно ругались?

— Ругались, это ты тоже спрашивал.

— Да, спрашивал. Ну мало ли, может, ты ещё с ними разговаривала, — я не знал, о чём ещё спросить и что сказать, я терялся, и теперь у меня всё больше и больше начинали трястись руки. Осознание того, что Елеанна сейчас уедет, усиливалось с каждой секундой.

— Автор, что с тобой?

— Ничего, — я натянул улыбку. — Всё, больше никаких «буээ»?

— Нет, — Елеанна покачала головой.

— Ну смотри… Что-то ещё тебе хотел сказать, — я мялся, волновался и выглядел в этот момент очень жалко, — что-то вроде… Я тебя люблю…

— Здрасьте! — в купе зашла какая-то женщина, следом зашёл парень и втащил багаж ещё больший, чем у Елеанны.

— Здравствуйте! — девушка посмотрела на свою соседку по купе.

— Третье, третье, ага, давай сюда, — обратилась она к парню, поднимая полку. — Так, ну что, все сумки? — посмотрела нежданная пассажирка на носильщика.

— Ага!

— Ну, значит, всё. Дальше я уже сама, чё ты тут будешь ждать? Пойдём, провожу тебя, — женщина с парнем вышли.

Елеанна молчала, я тоже, теперь ситуация стала ещё глупее, чем несколько минут назад.

Она взяла меня за руку, потом поцеловала и обняла.

— Я хочу сказать, что я тебе очень благодарна за всё, — говорит мне девушка.

У меня увлажняются глаза.

— Я очень рада, что встретила тебя, и совсем не жалею, что согласилась тебе в тот вечер дать интервью, — продолжает говорить Елеанна.

У меня начинают дрожать губы.

— И я не злюсь, что ты попросил охранника выгнать нас в тот вечер, — она улыбается.

Я киваю головой, роняя слезу, и быстро тру глаза, стараясь сделать вид, что мне туда что-то попало.

— Спасибо большое за всё, ты мне очень сильно помог, я это очень ценю, — Елеанна меня снова целует.

— Уухх, — в купе зашла всё та же соседка и плюхнулась на своё место. — А что вы такие грустные?

Я не смог ничего ответить и даже не стал смотреть в её сторону.

— Ничего, — ответила Елеанна и улыбнулась.

— Вы вдвоём едете?

— Нет, я одна, — сказала девушка и повернулась ко мне. — Давай выйдем.

Мы вышли из купе, мешая заходить остальным пассажирам. Она меня ещё раз поцеловала.

— Ну чего ты, Автор, я же вернусь.

— Ко мне?

— Конечно, к тебе! Ну улыбнись, я хочу ещё раз увидеть твою красивую улыбку.

Я отвернулся и ещё раз вытер глаза, думая, что всё наше знакомство напоминает какой-то курортный роман, хотя сравнивать мне было не с чем. И я не верил, что она вернётся ко мне. Мне казалось, что мы слишком мало были вместе, чтобы можно было спокойно расстаться так надолго и не думать о плохом.

Понятие отношений на расстоянии в моём лексиконе находилось между мазохизмом и утопией.

— Мне будет тебя не хватать, — сказала Елеанна и повисла на моей шее. — Я буду по тебе очень скучать.

— Да хватит уже сопли разводить, — сказал я и заревел, отворачивая лицо от Елеанны.

— Провожающие, выходим! — донеслось почему-то с конца вагона. — Провожающие, выходим! — донеслось ещё ближе.

— Не плачь, — Елеанна достала мой носовой платок и вытерла им мои слёзы. — Я забыла тебе вернуть платок, — она улыбнулась.

— Да оставь его себе, я туда наплакал, мне теперь будет западло ходить с этой пидорской тряпкой, — попытался я пошутить.

— Хе-хе-хе, — засмеялась Елеанна. — Хорошо, оставлю.

— Выходим, провожающие! — донеслось мне прямо в ухо.

— В купе больше никто не зашёл, — сказала девушка, — буду ехать с этой тёткой.

— Может, на другой станции зайдут, — мой голос дрожал.

— Я буду тебе звонить и писать каждый день, — процитировала Елеанна очередную крылатую фразу из какого-то фильма про любовь.

— И я, — сказал я.

Она меня поцеловала, я её обнял и не хотел отпускать. Ощущение, что я её больше никогда не увижу, уже полностью меня охватило.

— Ну, пока, — улыбнулась Елеанна.

— Пока, — попрощался я и ещё раз добавил: — Если не расслышала, я сказал, что люблю тебя.

— Расслышала, — Елеанна ещё раз меня поцеловала. — Ну, Автор, успокойся, я же вернусь! — Елеанна снова вытерла мои слёзы, я шмыгнул носом. — К тебе вернусь!

— Хорошо, тогда я пошёл.

Я ещё раз её поцеловал, обнял и, выйдя из вагона, подошёл к окну её купе. Она уже была возле него и ждала меня.

Мы смотрели друг на друга через стекло, Елеанна улыбалась, а я плакал, не обращая внимания на ветер и проходящих мимо людей.

Поезд тронулся, я медленно пошёл за ним по перрону, стараясь не отстать от вагона, в котором ехала Елеанна. Всё так же стоя у окна, она начала махать мне рукой. А я шёл и уже не вытирал слёзы, и казалось, вся моя тушь растеклась по красному опухшему лицу. Я шёл и смотрел на свою уезжающую любовь, моргая глазами.

Поезд потихоньку набирал скорость, я начал отставать. Елеанна махнула рукой последний раз, и догнать её было уже невозможно.

Я помахал в ответ и с досадой подумал, что сам настоял на первом купе. Если бы она была в последнем, она бы… А, всё равно же это вагон-купе, она бы при всём своём желании не смогла заглядывать в каждое окно и посылать мне воздушные поцелуи.

Я остановился и обернулся назад. На перроне было достаточно людей, следующий поезд должен отправиться минут через двадцать, посадка была уже объявлена, и движение народа не прекращалось. Я проводил взглядом последний вагон уходящего поезда, развернулся и пошёл к людям в надежде, что каждый человек на перроне мне скажет:

Молодой пассажир:

— Эй, чувак! Она тебя любит! Прикольная чикса!

Взрослый пассажир:

— Всё нормально, парень, твоя девушка тебя любит, не переживай!

Пожилой пассажир в шляпе:

— Молодой человек, а ведь ваша барышня вас любит!

Мутный пассажир без волос:

— Эй, паря, иди сюда. Тёлочка-то твоя тебя любит! Нормальную отхватил, красава! Есть деньги? (Хотя последний, думаю, вообще не пассажир, а местный.)

И чтобы дежурный по станции ещё объявил перед отправлением следующего поезда: «Внимание! По перрону идёт расстроенный молодой человек по имени Автор, его девушка Елеанна его очень любит. Дата свадьбы — совсем скоро, время совместного проживания — вечность».

Фу, ну что за сопли?..

В кармане завибрировал наркофон, я его достал и посмотрел на дисплей — от Елеанны пришла СМС: «Я тебя очень, очень, очень сильно люблю! Моя соседка по купе сказала, что ты очень, очень красивый, только очень грустный. Я вернусь!» Я улыбнулся, шмыгнул носом и вытер слёзы.

Когда я остановился, чтобы написать ответ, мой наркофон снова запел, на этот раз звонил Гаста.

— Ололо, — сказал я, стараясь держать себя в руках.

— Алё, братик! Гена умер! — Гаста был хладнокровен. — Что ты сейчас делаешь?

— Плачу, — сказал я, не выдержал и снова заревел.

— Гену, что ли, жалко?

— Елеанна уехала, я ходил её провожать.

— Ох, братик, сочувствую. А что, она с концами, что ли, уехала? Вернётся же.

— Не вернётся! — ответил я, надеясь, что Гаста меня сейчас пожалеет.

— Так! Хорош там сопли разводить, брат! Вернётся твоя чикса, не ссы! Давай лучше стыконёмся и погуляем, я куплю тебе апельсиновый сок и шоколадку, ты успокоишься, будешь грызть и пить.

— Давай.

Я снова вытер слёзы, написал Елеанне, что тоже её люблю, передал привет соседке и поехал на встречу.

— Ну что ты, братик? — Гаста, как и всегда, встретил меня с широкой улыбкой.

— Ничего. Не хочу, чтобы она уезжала, — я чуть снова не разревелся.

— Да вернётся она, и всё будет ништяк, чё ты грузишься? Ну да, херово, что она так быстро уехала, но она же есть. У тебя теперь есть любимая девушка, которая тебя тоже любит! Любит ведь?

— Написала, что любит, — ответил я.

— Это же круто, мужик!

— Да, круто, замутит там с кем-нибудь и — прощай, Автор! — я продолжал выпрашивать сочувствие.

— Котик, ну хватит ныть, а хочешь, я у тебя отсосу, — подбадривал меня Гаста.

— Хочу, — я улыбнулся.

— А потом я тебе ещё и в попу дам, и ты совсем перестанешь грустить, забудешь свою тёлку, и больше нам никто не будет нужен! Никогда! — продолжал успокаивать меня Гаста. — Будем днями и ночами долбиться в дымоход!

— Хе-хе-хе-хе.

— Ну вот и молодец, красавчик, дай я тебя поцелую. Чмаф! — Гаста лихо приложился к моим губам и чмокнул меня.

— Аааа, ха-ха-ха, пидор! Меня сейчас вырвет.

— Ха-ха-ха. Это я!

— Это тоже я. Давай ещё разок засосёмся. Ха-ха-ха.

— Ха-ха. Запросто, братик, лупиться с тобой в дёсны — одно удовольствие!

— Ха-ха-ха.

— Ха-ха-ха. Так, пошли купим разного спиртного, съестного и сосного, а потом постоим где-нибудь и поболтаем писюнами.

— Пошли.

Мы забрели в первый попавшийся магазин. Гаста попросил у продавщицы себе что-то выпить, мне — шоколадку с соком, и протянул ей деньги.

— Извините, а поменьше не будет? — поинтересовалась продавщица. — У меня нет сдачи.

— У меня-то? Ха! Я мужик запасливый! У меня всё будет, — склеил продавщицу Гаста.

«Вот козёл! — подумал я. — Теперь ещё подмигни ей левым глазом, как заправский мудила!»

Продавщица улыбнулась, хихикнула и отдала Гасте его покупки.

— Ой, спасибо большое! — улыбнулся Гаста на прощание девушке. — Ничего такая тёлочка, да? — кивнул он на продавщицу, когда мы отошли.

— Да, — я тоже улыбнулся. — Замути с ней, братан, она тебе даст, хе-хе-хе.

— Да нам вообще все тёлки мира дадут, потому что мы, — Гаста набрал побольше воздуха и запищал прямо в магазине, — чуваки, чуваки, до чего ж мы хороши!

— Чуваки, чуваки, до чего ж мы молодцы! — продолжил я пищать следом.

— Чуваки, чуваки, до чего ж мы петухи! — пропищал Гаста и засмеялся.

— Это я! — я тоже начал смеяться.

— Это тоже я! — согласился Гаста.

— Молодцы, хороши, до чего ж мы петухи! — завершил я победным писком нашу кричалку-пищалку, когда мы вышли на улицу.

Мы зашли в какой-то подъезд и устроились между первым и вторым этажом. Я вкратце рассказал Гасте все приключения с Елеанной, между делом попивая сок и жуя шоколадку.

— Ха, да уж, как говорят пиндосы, «участвовал и получил футболку», — подвёл итог Гаста. — Это я про тебя сейчас.

— Я понял.

— Ну хрен знает, может, и к лучшему, что её отчислили.

— Почему?

— Ты же сам сказал, что она страдала хернёй, много тупила, не знала, как правильно воспользоваться тем, что живёт без родаков, шла на поводу у своих тупых подружек-мокрощелок.

— Она же не на первом курсе училась, — напомнил я.

— Не знаю, я не мокрощельный психолог и вообще — не психолог, — съехал с темы Гаста. — Зато теперь она приедет домой, потусит там под присмотром родителей, всё обдумает, приведёт свои мысли в порядок, прикинет хрен к носу, поймёт, что ей нужен только ты и никто больше, и вернётся к тебе свежая, умная и будет тебя любить до конца жизни, — подытожил он.

— Ага, родочки ей сейчас там быстро мозги вправят, растолкуют, что учёба на первом месте, а мальчики — потом. И будет мне: любимая, свадьба, дети, только не с Елеанной, а с тобой.

— Ну и ладно, я прекрасная мать, — признался Гаста. — Да не грузи ты сам себя всякой шляпой.

— С крылышками, — добавил я, вспомнив свой сон.

— Чего? — не понял Гаста мой тонкий юмор.

— У тебя в подъезде нарисован семяизвергающийся член с крылышками и написано: «Сопливый», — пояснил я.

— Аааа, да-да, — кивнул Гаста. — Это Гена, кстати, нарисовал. Твоё дело, какая будет шляпа — с крылышками или без, главное — не грузи себя всяким говном!

— Эх, братик, благодарочка тебе за поддержку, давай обнимемся.

— Говно вопрос, братан! — Гаста тут же на меня налетел и крепко сжал в своих объятиях.

— Ыыыы, — я чуть не треснул по швам, затем шумно вдохнул в себя воздух и выдохнул со звуком «оойбляя».

— Благодарочка — благодырочка! — изменил слово Гаста. — Ха-ха-ха.

— Ха-ха. Влагодырочка!

— Хе-хе-хе. Я уверен, всё будет круто! Ты, наверное, сейчас придёшь домой и удалишь все её фотки. Можно, я хотя бы их не буду удалять? Вы такая красивая пара, меня так греют эти фото, когда я на них смотрю.

— Дрочишь на них?

— Да.

— Часто?

— Всегда!

— Только в случае какой-нибудь херни чтобы ты мне их не показывал, как бы я у тебя их ни просил.

— Договорились!

— И как сказал поэт: «Пока по принцу и звезде тоскует лётчик, я плачу по тебе, планета обезьян», — я сейчас очень сильно хотел оказаться рядом с Елеанной.

— Пока по сквирту и пизде тоскует пилотчик, я контачу по тебе, фаллос залупян! — интерпретировал по-своему мою цитату Гаста.

— Это ты к чему? — на слове «залупян» я аж вздрогнул.

— А ты свою херню к чему? — переадресовал мне вопрос Гаста.

— Просто так, — хихикнул я.

— Ну и я просто так, — засмеялся Гаста.

— Мне сегодня приснился залупянский залупян, — поделился я своим сном с другом.

— Залупянский залупян? — переспросил Гаста и заржал. — Ну ты лимонад!!! Ха-ха-ха!

— Ха-ха-ха. Это я!

— Это тоже я! И чё он делал?

— Она, — поправил я. — А я не помню уже. Нагрузила, а потом облила меня кончитосом и сделала шляпером. А могла ведь и хачиком.

— Оо, братик, как же это эротично! Я тоже хочу быть шляпером! Ха-ха-ха! Я уже весь возбуждён, давай же на этой залупянской ноте пидориться! И сами сделаем друг друга хачиками и шляперами без всяких зялупянских залупянов, — начал наводить шухер Гаста. — Наконец-то мы вдвоём и нам никто не мешает.

— Ха-ха. Зато теперь я больше не болею Марчелой, — попытался я найти плюсы в случившейся истории, продолжая думать о Елеанне.

— Да! Это вот тоже, кстати, немаловажный фактор.

— Мне вообще теперь стало казаться, что Марчела такая тупая, — вспомнил я последние встречи с ней.

— Я тебе больше скажу, — добавил Гаста, — она по жизни была тупой пиздой. Просто ты же её любил, вот и не обращал на это внимания.

— Да, чувак, ты прав, — согласился я с другом.

У меня завибрировал наркофон, я достал его и посмотрел на дисплей — СМС. Этот номер у меня не был записан, но я его хорошо помнил — это был номер Марчелы. Я прочитал сообщение: «Я скучаю».

— Чё там, любимая пишет? — поинтересовался Гаста.

— Ага, — кивнул я. — Привет от тай-манды, вспомни заразу — появится сразу.

— От какой ещё там манды? — не понял Гаста.

— От тай-манды — от Марчелы, ёпти, — пояснил я. — Пишет, что скучает.

— Ну так и попекал бы её, пока Елеанны нет. Всяко было бы веселей, — дал совет Гаста.

— Хе-хе, попекал. Нет, я лучше ей сейчас сделаю «пошла на хуй», — сказал я дебильным голосом последнюю фразу и удалил её СМС. — Раньше надо было думать, — проворчал я злорадно.

— Да, так тоже можно, — согласился Гаста. — Даже, наверное, нужно. Пойду-ка я нассу в мусоропровод…

Я кивнул, посмотрел на свой наркофон, открыл последнее сообщение от Елеанны и прочитал его ещё раз: «Я тебя очень, очень, очень сильно люблю! Моя соседка по купе сказала, что ты очень, очень красивый, только очень грустный. Я вернусь!»

Улыбнувшись, я посчитал, сколько раз она написала в этом сообщении слово «очень», и стал читать все её сообщения, которые получил за всё время нашего знакомства, возможно, впервые в своей жизни надеясь на лучшее.

Сюжет повести высосан из пальца, любые совпадения с реальной жизнью возможны лишь потому, что наша жизнь тоже часто высосана из пальца.

Автор

2010 год